У нас все по-старому; по вечерам с Левой и Ант<ониной> Тих<оновно>й читаем книгу «К жизни» Мильфорда. Из дому не выхожу, так скользко, что падаю; снегу еще много, езда невозможна ни на чем, глубокие просовы, вода в низах, и пасмурно, скучно! В Москве в это время года лучше: сухо и больше похоже на весну, а у нас мрачно. Да мне теперь и везде мрачно.
То, что вы пишете о музее, мне досадно. Ведь когда умер Толстой, войны не было. Пять лет бездействовали, а в то же время в Москве воздвигались десятки огромных домов. И даже теперь, когда требовались какие-нибудь три тысячи рублей для отделки Толстовского кабинета в Румянц<евском> Музее, и тех не дало правительство. Чего же ждать от города и долго ли еще ждать? Толстовское общество малочисленно, и многие, как Н<иколай> В<асильевич Давыдов>, скоро из жизни уйдут.
Два тревожных известия меня опять мучают. Сын Илья и внук Андрей больны, пишет внучка Вера, а чем – не пишет. И Саша собирается в Крым, кашляет, лихорадка.
Уезжает сегодня Душан Петрович, и опять грустно! Не знаю еще, поедет ли Татьяна Львовна; она и сама еще не решила. Уж очень плоха дорога, и очень тяжело в вагонах; Душ<ан>а Петр<ови>ча чуть до смерти не сдавили.
Дай Бог вам обоим благополучного окончания вашего долга. О вас вспоминаем часто и скучаем. Все вам посылают привет.
С. Толстая
Екатерининский зал, 21 марта 1916 г.
Сижу в суде, на скамье подсудимых1
. Читают вот уже больше часа обвин<ительный> акт, и это оч<ень> скучно. Т<атьяна> Л<ьвов>на, Ал<ександра> Л<ьвов>на, С<ергей> Л<ьвович>, Стахович, Ол<ьга> К<онстантинов>на и др. – пока в свидет<ельской> комнате, и их оч<ень> жаль. Видел Сережу Булыгина и так был рад, что даже прослезился. В общем, все идет «как следовает»: много измененных формальностей и т. д. Письмо Ваше получил и сердечно был рад ему. Шлю всем сердечный привет.В. Бул.
Москва, 17 июня 1916 г.
Многоуважаемая и дорогая Софья Андреевна! Мне бы следовало написать раньше и побольше, а я пишу поздно и мало. Но оч<ень> некогда и все время работаю. Материала для разборки оказалось оч<ень> много, и оч<ень> интересного. Живу с И. М. Трегубовым в квартире И<вана> И<ванови>чаЧ Ходил к Георгиевскому в Румянц<евский> музей, но Г<еоргиевский> оказался в Петрограде, а его помощник – не в курсе дела устройства Толстов<ской> комнаты. – Неожиданно для себя встретился в Москве с моим старшим братом, подпоручиком, к<оторый> привез из Сибири 1200 чел<овек> солдат и уже сдал их в Тверской губ. – Приеду, наверное, дней через 5. Пока я и И<ван> М<ихайлович> шлем Ясной Поляне сердечный привет!
Ваш В. Булгаков
12 авг<уста> 1916 г.
Многоуважаемая и дорогая Софья Андреевна, шлю привет Вам и всем в Ясной Поляне – из Москвы. Пишу, сидя в своей новой, чудесной комнате при музее. Доехал я вполне благополучно и привез все, с чем выехал. Бюст цел. Тотчас по приезде отправился покупать мебель и купил деревянные некрашеные столы, шкафчики и пр.: мило, просто, но оч<ень> дорого. Делами музея еще не занялся. Канцелярию по-прежнему ведет Н. А. Лютецкая. Кроме меня, при музее живут артельщик с женой и еще сторож. Питаюсь в вегет<арианской> столовой, а сахаром запасусь у артельщика, доставшего его где-то по своим знакомствам, – иначе нельзя, около магазинов – сотни людей в хвостах.
Пока до свидания и всего лучшего! Ваш Вал. Булгаков.
13 августа 1916 г.
Многоуважаемая графиня Софья Андреевна!
Честь имею известить Вас, что музеем имени Л. Н. Толстого получено и выставлено для обозрения публики Ваше пожертвование: барельеф Вашей работы, изображающий Вас и Льва Николаевича.
От имени Музея приношу Вам глубокую благодарность за пожертвование и за внимание к задачам музея.
Пом<ощник> хранителя Толстов<ского> музея
Вал. Булгаков
15 августа 1916 г.
Получила ваши два письма, дорогой Валентин Федорович, и чувствую по ним, что вы в очень бодром и предприимчивом расположении духа. Желаю, чтоб энергия ваша не падала и чтоб музей Толстовский процветал при вашей деятельности.
В нынешнем году все мои молодые друзья, по-видимому, меня покинут. Вчера вечером Антонина Тихоновна мне объявила, что брат ее, Евгений, ее подбил ехать в Москву учиться живописи и рисованью, и вот она едет 20-го держать экзамен и поступать в школу живописи на Мясницкой.
Вспомнилась мне пьеса Чехова «Три сестры», которые стремились «в Москву, в Москву», и помимо счастья нет.