В споре с Толстым. На весах жизни

Проповедуя необходимость физического, главным образом земледельческого труда, Лев Николаевич рассматривал интеллигенцию в целом как не работающее сословие. Интеллигенция, чем бы она ни занималась, по сути приравнивалась Толстым к фабрикантам и помещикам, т. е. к паразитам народного труда. Он выделял еще, до некоторой степени, учителя как полезного труженика, но уже профессия врача казалась ему абсолютно никудышной. Подобный взгляд едва ли можно признать правильным. Движение к «опрощению», которое захотело бы уничтожить и интеллигенцию, переведя ее на работу топором или лопатой, поступило бы крайне нерасчетливо. Отказавшись от высококвалифицированных представителей труда и знания в разных областях, народ только подсек бы свое собственное положение, подсек бы возможности прогресса и улучшения как в своей хозяйственной и культурной жизни, так и в области политического продвижения вперед. Жизнь без интеллигенции обошлась бы народу еще «дороже», оказалась бы более накладной для него, чем жизнь и работа под руководством этих «ненужных» (по Толстому) политиков, экономистов, врачей, инженеров, агрономов и т. д.

* * *

Толстой был противником разделения труда, причем в значительной степени на отрицательное отношение его к этому принципу подействовало резкое классовое разделение, господствовавшее в его время, то ужасное, ненормальное положение, в котором находился труд рабочего и крестьянина при царском режиме. И вот, вместо того, чтобы посвятить себя изысканию средств для изменения или свержения старого режима, как это, с своей стороны, делали его современники Чернышевский, Петрашевский, Лавров, Плеханов, Ленин и другие, Толстой обратился к выходу чисто индивидуальному: в своем сочинении «Так что же нам делать?» (1886) он рекомендует всем, желающим встать на правильную почву в вопросе труда, применение в своей жизни знаменитых «четырех упряжек», т. е. разделение своего рабочего дня на четыре равные части, из которых одна посвящалась бы тяжелому земельному труду, другая – более легкому труду ремесленному, третья – умственному труду и четвертая – общению с людьми. Таким образом, – говорит Толстой, – удовлетворены были бы и все основные требования человеческой природы: деятельность мускулов, деятельность пальцев и кисти рук, деятельность ума и воображения и естественное стремление к общению с другими людьми.

Лев Николаевич пытался и сам в своей жизни применить эти «четыре упряжки» и был вполне удовлетворен воздействием их на свой организм, на состояние своего сознания. Он оговаривался, что если кто не мог так распределить свою работу, то важно, чтобы он развил в себе, по крайней мере, «сознание обязанности на труд» и постарался перейти к занятию физическим трудом, преимущественно земледелием, поскольку труд на фабрике удален от природы.

Все эти, крайне наивные с точки зрения современного экономиста, рассуждения могли иметь место разве что в эпоху 80-х и 90-х гг. прошлого столетия, когда они были высказаны и когда инициатива единицы переоценивалась, а к мысли об общих революционных действиях пришло лишь незначительное количество интеллигенции. Способ «четырех упряжек», конечно, превосходен, но только для проведения его в жизнь нужно кем-то и чем-то предварительно подготовленная материальная база, которая могла быть у помещика, но представляла большие затруднения для городского интеллигента и являлась абсолютно недостижимой для рабочего и крестьянина. Последним приходилось работать по 10–16 часов в сутки, утомляясь до одури и забывая о каких бы то ни было «упряжках», чтобы обеспечить себе и семье кусок хлеба. А разделив свой день на «четыре упряжки», человек труда очень скоро должен был бы умереть с голоду и уморить всех членов своей семьи.

И для огромного большинства искренних «толстовцев» проблема труда на земле носила поистине трагический характер: перейти на земледелие готов, но земли нет, как нет и денег на ее приобретение. Что делать?! Как быть?! Так и оставаться тунеядцем?! Эти отчаянные вопросы, иногда и с присовокуплением просьбы одолжить деньги, то и дело летели в Ясную Поляну, вплоть до самой смерти Льва Николаевича. И что же он отвечал своим ученикам? Всегда одно и то же: добрая жизнь, которой нельзя устроить без денег, не есть добрая жизнь. «Не выходя из того положения, в котором вы находитесь, старайтесь работать над собой, над своей душой!» Такой ответ, конечно, не удовлетворял. Для чего же души были напрасно взволнованы идеалом земельного труда?

* * *

Улучшить состояние здоровья и духа нескольких помещиков и интеллигентов система «четырех упряжек» могла, но для народа она была совершенно бесполезна.