В СССР я повидал все

С гордостью теперь я ходил в военной форме, имея на каждом своем погоне по две маленькие звездочки. Все люди вокруг стали смотреть на меня с нескрываемым уважением. По своей службе я уже знал и умел достаточно много. Я хорошо изучил жилую и производственную зоны. Тем не менее, основные события разворачивались в ШИЗО, и там находился самый трудный и опасной участок нашей службы.

Здание ШИЗО строили сами зеки, поэтому все в нем было ненадежно. Зеки, сидевшие там, часто отрывали от нар толстые металлические прутья, а от канализации – стальные трубы. В руках зеков все это становилось страшным оружием. Завладев им, эти отчаянные парни начинали бесноваться и крошить все, что попадалось под руку. Зек, угрожая прапорщику таким оружием, кричал:

– Не заходи в камеру, башку разобью!

И в подтверждение сказанному он наносил страшный удар этим предметом по решетчатой двери камеры. От этого удара толстые стальные прутья двери гнулись – не трудно было представить, что после такого удара по голове прапорщика, она разлетелась бы в дребезги. Как ни странно, у нас не было абсолютно никакого оружия – зека надо было обезвреживать голыми руками.

Я очень болезненно переживал свое позорное малодушие во время выезда на подавление бунта. Меня терзала мысль: «Но ведь я же мужчина! Неужели я неспособен побороть в себе этот проклятый страх? Как настоящий солдат, я должен рисковать своей жизнью!»

Когда в очередной раз один из зеков в ШИЗО, вооружившись толстым металлическим прутом, стал со страшной силой наносить им удары по решетчатой двери, я, подавив в себе животный страх смерти, ворвался в камеру. Возможно, зека шокировала моя безумная храбрость – он даже не сделал замаха, чтобы ударить тем прутом мне по голове. Я сбил зека с ног и вырвал у него прут. Потом, надев на руки преступника наручники, я с гордым видом победителя вышел из камеры.

Второй прапорщик, наблюдавший за моим отчаянным поступком, смотрел на меня, как на идиота. А я был счастлив от того, что все-таки преодолел свое малодушие.

Потом такие случаи не раз повторялись в течение всей моей службы на зоне. И всегда сначала у меня возникал страх смерти, а потом я отчаянно бросался навстречу ей. Конечно, для меня это была азартная игра с этой мерзкой леди. К счастью, все заканчивалось сравнительно благополучно.

Были случаи, когда я позволял вооруженному зеку вырваться из камеры в коридор и только там начинал борьбу с ним. Один раз, сцепившись с зеком и падая с ним на пол, я сильно ударился головой о стену.

Другой раз один наглец, оказывая сопротивление, провел против меня какой-то искусный прием. Я перелетел через спину зека и оказался на полу. Поднявшись, я пытался различными известными мне приемами единоборства скрутить этого негодяя – но у меня ничего не получалось. Зек умело уходил от моих захватов.

Схватка с ним продолжалась довольно долго – и у меня уже начиналась некоторая паника. Но в один из моментов, делая резкое движение, зек ударился головой о какой-то выступающий предмет, и у него потекла кровь. После этого он сдался. Позже я узнал, что этот человек служил в десантных войсках офицером и поэтому знал специальные приемы.

Имел место еще и такой случай. У руководителей колонии родилась безумная идея загрузить зеков, сидевших в ШИЗО, работой с использованием тяжелых молотков и оправок. Эти инструменты в руках зеков могли в любую минуту стать оружием для нападения на прапорщика. И, кроме того, ими можно было легко пробить отверстие в стене ШИЗО, что сулило большие неприятности.

Один зек, вооружившись несколькими молотками и оправками, учинил погром в рабочей камере. На это чрезвычайное происшествие прибежали даже некоторые офицеры из нашей роты. Зек выглядел настолько агрессивным и страшным, что никто из присутствовавших военных не решался его атаковать – даже я, подчиняясь общему настроению, не отважился ворваться в камеру. Положение спас дневальный по ШИЗО, сделав решительный шаг в камеру. Я поспешил за ним. Вместо того, чтобы стремительно напасть на дебошира, мы медленно приближались к нему. А зек подпускал нас поближе, чтобы в упор забросать молотками и оправками. Наконец, он решился бросить в нашу сторону молоток, попав им в живот дневального. Вторым молотком зек не успел размахнуться – в следующий момент я уже сбил его с ног.

Одно время обязанности дневального по ШИЗО выполнял весьма престарелый украинец, который в период войны был в плену у немцев. Он всегда говорил на украинском языке, так что понять его было трудно. Зеки сидевшие, в ШИЗО, крайне ненавидели старика – они грубо оскорбляли его и даже пытались ударить. В ответ на это дед кричал им:

– Звери, ироды!

Мы, прапорщики, делали все, чтобы защитить несчастного старика. Было понятно, что дед в плену работал скорее всего на немцев.

Но каково было мое изумление, когда, однажды придя в ШИЗО, я увидел, что этот старик сидит в одной из камер. Оказалось, что он, умело прикидываясь дурачком, таскал зекам, сидевшим в ШИЗО, различные запрещенные предметы. Передавая их в камеры, дед на чистом русском языке говорил зекам: