Сначала с неба упало несколько одиночных снежинок, они садились ей на ресницы, на язык, на их переплетенные пальцы. Потом снег пошел гуще, он забивался в щели между их ладонями, словно скрепляя навечно, превращая их в одно – в крепкий узел, который невозможно разорвать. И, стоя за деревом всего в нескольких ярдах от бдительных Стражей, с ног до головы закутанная в платок и
– Уже поздно, – сказала Мина и ощутила, как ее охватывают печаль и чувство потери. Она была рядом с единственным мужчиной, который был ей по-настоящему нужен, и вот – пора было уходить. Торжественный обед (и Дария) ждать не будут. Да и Рамина, наверное, тоже ждут… – Нам нужно идти.
Он в последний раз пожал ее пальцы.
– Я позвоню тебе в Нью-Йорк, – сказал Рамин.
Медленно, неохотно Мина выпустила его руку. Некоторое время она прислушивалась к его удаляющимся шагам, к тому, как мягкие мокасины шуршат по мокрым от снега листьям. Дрожь пробежала по ее телу, но от холода или чего-то другого, она сказать не могла. Вот сейчас, думала Мина, он проходит мимо Стражей и сворачивает на улицу, направляясь к дому бабушки. Завтра он отправится в аэропорт и сядет в самолет, чтобы вернуться к своей американской жизни.
– До свидания, – прошептала она в пустоту, чувствуя, как дрожат и подгибаются вмиг ослабевшие колени.
Когда Мина сделала шаг от дерева, ее платок, зацепившийся за кору, едва не слетел с головы, и она, схватив его рукой, сильно дернула. Ткань освободилась, но, обернувшись, она увидела в щели ствола тонкую зеленую ниточку.
Стражи все еще курили возле машины не то по третьей, не то по двадцатой сигарете. Припорошенные снегом, они выглядели совсем не страшными. Один разговаривал по портативной рации, потом передал ее товарищу. Когда Мина проходила мимо, другой Страж повернулся в ее сторону, окинул ее взглядом с ног до головы, всмотрелся в лицо. Неужели он знает?.. Неужели он видел Рамина под деревом и обо всем догадался? Мина ускорила шаг, она все еще была напугана и в то же время чувствовала себя как никогда живой. Ни один Страж, ни один прохожий не мог знать, что ее жизнь только что круто изменилась под действием любви.
Мина думала о зеленой ниточке из платка, зацепившейся за кору чинары. Будет ли она все еще висеть на чинаре, когда снег кончится? Будет ли она висеть там после зимних ветров и дождей, после того, как настанет весна и набухнут почки, после того, как юные Стражи состарятся и умрут?.. Сколько времени способна провисеть на коре бессмертного дерева тонкая ниточка? Мине хотелось, чтобы она оставалась там как можно дольше, чтобы она стала вечным памятником мгновению, когда ее собственная жизнь, ее мир еще раз раскололись на обыденное Раньше и новое, сияющее После…
34. Поэты, поэмы, молитвы и Персеполь
– Мина, посмотри!.. – Сидя в самолетном кресле, Дария с воодушевлением взмахнула картой. – Наш Иран похож на кошку. Ее левое ухо граничит с Турцией, правое повернуто к Азербайджану, брюшком она лежит на Персидском заливе, а правым бочком трется об Афганистан и Пакистан.
– Я знаю. – Это изящное рассуждение Мина слышала еще в школе.
– А вот здесь проходит граница с кровавым Ираком, – вставил Ага-хан.
Мина глядела в самолетный иллюминатор, но думала о Рамине. Каждый раз, когда Меймени сталкивалась с серьезной жизненной проблемой, она доставала «Диван» средневекового персидского поэта Хафиза, открывала на произвольной странице и читала то, что было напечатано в правом верхнем углу. Там, считала Меймени, и содержался ответ на любой вопрос.