В стране чайных чашек

В его мягком голосе звучало понимание. И сочувствие. Ему не нужно было ничего объяснять – он чувствовал то же самое. Для американцев семьдесят девятый был просто еще одним давно прошедшим годом. Но Рамин знал. Как и для Лейлы, для Биты, для многих других это был год Революции, когда их мир раскололся на «до» и «после». Разумеется, мужчины, которые приезжали в их нью-йоркскую квартиру и пили чай в их гостиной, тоже знали, но говорить с ними об этом было непросто. Как и Парвиз, эти потенциальные женихи потратили слишком много усилий, стараясь построить новую жизнь в Америке, и Мине казалось – они не хотят и боятся говорить о том, что они потеряли, какую цену заплатили.

Рамин был другим. Даже во время их первой встречи в доме Биты он не боялся называть вещи своими именами. С ним Мина чувствовала себя свободнее и могла признаться себе в том, что все они на самом деле потеряли гораздо больше, чем им казалось. Тем не менее его взвешенные слова и спокойный голос утешали ее даже сейчас, когда она, словно ребенок, пряталась за деревом от тегеранской полиции нравов.

Мина крепче прижалась к чинаре и почувствовала, как впивается в спину отставшая от ствола кора. Сознание того, что Рамин рядом, по другую сторону дерева, внушало ей уверенность, подбадривало, дарило надежду… или, вернее, надежды.

– С другой стороны, здесь мне хорошо, – добавила она. – Вся эта еда…

– Я понимаю. Я и сам за последние несколько дней съел больше, чем мог бы съесть за несколько недель там, в Америке. Ну на то и прославленное иранское гостеприимство!.. А как все стараются тебе угодить, сажают на лучшее место, подкладывают самые вкусные кусочки!

Мина улыбнулась. Ее руки и лицо основательно подмерзли на морозе, но чувствовала она себя прекрасно. Голос Рамина изгонял страх, согревал тело, наполнял сердце теплом.

– Да, они стараются. Каждый прием, каждая вечеринка – настоящий пир. Я понимаю, что не все могут себе это позволить, но…

– …но все равно это очень приятно, когда тебя балуют, – закончил он.

Мина ответила не сразу. Запрокинув голову, она посмотрела на листву над головой. Листья на ветках чинары были лимонно-желтыми, багряно-красными, ярко-оранжевыми, кое-где, ближе к стволу, сохранились и зеленые.

– Еще одна вещь, которая потрясла меня на родине, это яркие краски. Здесь так много цветов и оттенков, и они… живые.

Она опустила взгляд и несколько секунд разглядывала медно-желтый ковер опавшей листвы у своих ног, на котором красиво выделялись красные и розовые лепестки и свежеопавшие алые и золотые листья. Потом Мина вспомнила сверкающие мозаики на стенах домов в южном Тегеране, бирюзово-синие декоративные пруды с японскими карпами, затейливые узоры ручной работы ковров в домах и магазинах, горы шафрана, куркумы и сумаха на лотках рыночных торговцев, праздничное многоцветье цветов на парковых клумбах, от которого рябило в глазах…

– Об этом никто не говорит, там, в Америке… – добавила она. – Быть может, многие просто не помнят.

– Согласен. После того как я уехал, я всегда вспоминал свою жизнь в Иране в черно-белых цветах. Но когда я вернулся, здесь оказалось столько красок, что я… Пока я не вернулся, я не сознавал, как сильно мне всего этого не хватало.

Вот именно, подумала Мина и попыталась представить себе, как он стоит по другую сторону дерева и глядит на огненно-красные листья. Одновременно она сильнее прижалась к шершавому стволу, словно это могло приблизить ее к Рамину. Звук его голоса, то, как он выговаривал слова, – все это помогало ей успокоиться и почувствовать себя в безопасности. Сердце ее вернулось к нормальному ритму, адреналиновая буря в крови улеглась. Она помнила, что Стражи по-прежнему близко, что они никуда не уехали и у них есть винтовки, однако ей казалось, что покуда Рамин стоит по другую сторону дерева и разговаривает с ней, с ними ничего плохого случиться не может. Мине больше не хотелось оказаться где-то в другом месте, подальше отсюда. Здесь она обрела счастье.

Счастье… Мина провела ладонями по шелушащейся коре. Воздух был сухим и холодным, но ствол чинары как будто излучал тепло. Утром она приняла душ с мылом, ароматизированным розовым маслом. Она тщательно вымыла и высушила волосы, и теперь ей стало жаль, что Рамин не видит, не может вдохнуть их аромат, а главное – он не знает, как сильно ей хочется оказаться с ним рядом.

– Иногда мне хочется, чтобы мне вовсе не нужно было снова уезжать, – сказал он.

– Я понимаю, – ответила она шепотом. – Но придется. Каждый из нас должен вернуться к своей жизни…

И едва Мина произнесла эти слова, ей представилось, как она стремительно идет по коридорам бизнес-школы, как сдает экзамены, как повисает на поручне нью-йоркской подземки по пути на работу. Да, у нее впереди было еще много дел, целей, которые нужно достичь, препятствий, которые предстояло преодолеть. Рамина ждали совещания, новые заказчики, проекты, сроки и прочее, из чего складывается бытие архитектора. Да, у каждого из них была своя жизнь, к которой предстояло вернуться.