В стране чайных чашек

Все окна в городе были закрыты алюминиевой фольгой, но самолеты над Тегераном все равно летали. Мина очень часто представляла себе, как вражеский пилот смотрит с высоты на город, выискивая самое подходящее место, чтобы сбросить свою бомбу. Все чаще и чаще по ночам, когда спится особенно сладко, Мину будила мать, и она, все еще сонная, зажав в руке любимую куклу, спускалась с родными в подвал, где они пережидали бомбежки. Ей казалось – она навсегда запомнит, как спотыкалась на каменных ступенях, ведущих в темный подвал (а казалось – в отверстую могилу), как дрожала и стучала зубами от страха, дожидаясь, пока закончится воздушный налет, а пол и стены все вздрагивали и вздрагивали от близких разрывов. На следующее утро в газетах обычно появлялись сводки, в которых сообщалось о количестве убитых. Число это с каждым разом росло, и простые горожане пребывали в постоянной тревоге.

Именно во время очередного сидения в подвале Кайвону пришло в голову обучить Мину приемам карате. Он очень серьезно подошел к делу и тренировал ее буквально часами. Его любимым ударом был «мае гери», который он сам разучил по фильмам с Брюсом Ли. По словам Кайвона, ему удалось довести этот прием до совершенства, и он горел желанием передать свое мастерство сестре.

«Следи за тем, чтобы ступни были параллельны, – наставлял он. – Это основная стойка для спарринга».

Мина старательно копировала стойку брата.

«Ноги на ширине плеч. А теперь отталкивайся левой ногой, правое колено подними как можно выше. А теперь – бей. Сильнее!»

Мина повторяла движение снова и снова, но получалось у нее не очень хорошо. Кроме того, стоять на одной ноге было довольно трудно.

«Ничего, уже лучше, – похвалил Хуман, который наблюдал за тренировками. – Со временем все получится как надо. Только ты должна сосредоточиться на том, что делаешь».

«Ну, давай еще раз», – сказал Кайвон.

Белый. Оранжевый. Красный. Именно эти цвета Мина использовала чаще всего, когда рисовала снежные облака, встающее солнце и большие красные сердечки. Власти нашли для этих цветов новое применение. Когда к городу приближались самолеты, из громкоговорителей, установленных на домах, на супермаркетах, на крышах полицейских машин и даже на ларьках, где продавали лимскую фасоль, раздавались звуки сирены. Всего сигналов было три. Они различались по высоте тона, и каждому был присвоен свой цвет в соответствии со степенью опасности. «Белый сигнал» извещал о том, что непосредственной угрозы нет, но жителям города следует быть настороже. «Оранжевый» означал, что горожанам лучше находиться поближе к убежищам. По сигналу «Красной тревоги» все должны были немедленно спуститься в подвалы, лечь на пол, прикрыть руками голову и молиться.

Дария держала в подвале колоду карт, и во время бомбежек они всей семьей играли в джин-рамми. Подвал подходил для этого как нельзя лучше, поскольку после Революции карты оказались под запретом: все азартные игры власти объявили грехом. Иногда Дария раскладывала пасьянс. Прежде чем начать, она тихим шепотом задавала какой-то вопрос. Что загадывала Дария, они не слышали, но когда она говорила: «Карты ответят», все понимали, в чем дело. «Уцелеем ли мы и на этот раз?» – вот о чем спрашивала мать у засаленной колоды.

Правда, довольно часто пасьянс не сходился. В этом случае Дария быстрым движением сметала карты с пола и складывала аккуратной стопкой. После этого колода обычно переходила к Кайвону и Хуману, которые принимались строить карточный домик. Они укладывали карту на карту так осторожно и тщательно, словно от этого зависела их жизнь. Когда башня из карт обрушивалась (а это бывало нередко), лица у обоих вытягивались, а в глазах появлялось унылое и испуганное выражение. Несомненно, они загадывали то же желание, что и мать. Карты, впрочем, оказались не слишком хорошим оракулом, потому что каждый раз после бомбежки они поднимались в дом. Входить в комнаты было немного странно – все чувствовали себя так, словно делают это в первый раз в жизни, и одновременно каждый сознавал, что этот раз может оказаться последним.

По утрам Мина медленно съедала пару яиц всмятку, которые варила для нее мать. Идти в школу ей не хотелось, и она оттягивала этот момент как могла. Например, она могла попросить у Дарии еще одну чашку чая, который мать заваривала очень тщательно, обязательно накрывая заварочный чайник стеганым колпаком, сшитым для них Меймени. Перед выходом на улицу Мина гляделась в большое зеркало в прихожей, проверяя, не выбились ли волосы из-под платка и застегнуты ли все пуговицы на рупуше.