В стране чайных чашек

Разложив свои вещи на маленьком столике у двери, Мина раскрыла учебник «Истории США» и откусила кусок пиццы. Пицца оказалась горячей, и она немного обожгла язык. Подростки в зале продолжали шуметь и смеяться, потом кто-то крикнул из кухни продавцу за стойкой, чтобы он «жахнул в раковину еще ведерко». Время приближалось к шести часам, когда заканчивался день и начинался вечер: всего несколько минут назад Мине казалось, что солнце зайдет не скоро, а небо еще долго останется голубым, но уже через несколько мгновений все вокруг окрасилось в серые и фиолетовые тона, небо потемнело, и каждый раз, когда дверь пиццерии отворялась, по ее ногам пробегал холодный сквозняк.

Учебник она читала вполголоса, старательно проговаривая английские слова, которые с каждым разом давались ей все легче. Горячий сыр и томатный соус приятно согревали желудок – Парвиз хорошо знал, сколько соуса надо положить в пиццу.

– Слушаю вас? – услышала Мина отцовский голос и, подняв глаза, увидела, что Парвиз сменил за прилавком прежнего продавца. Потихоньку следя за ним из-за учебника, она подумала, что здесь отец кажется намного меньше ростом, чем дома. Волосы у него на голове стали совсем редкими, к тому же, когда он говорил по-английски, голос его звучал не слишком уверенно. Это было на него совсем не похоже: Мина привыкла к тому, что Парвиз говорит громко и властно, во всяком случае – на фарси, поэтому для нее стало неприятным открытием, когда она обнаружила, что, переходя на английский, он начинает запинаться и делать паузы, словно с трудом вспоминая нужные слова. Кроме того, теперь его руки были постоянно испачканы в муке или томатном соусе и пахли луком или чесноком. Что же касалось его цветов (пристрастившись к рисованию, Мина стала ассоциировать каждого человека с характерными для него цветами, красками), то они остались без изменения. Белое тесто, красные томаты… Тесто было как плоть, соус – как кровь. Плоть и кровь – вот те главные цвета, с которыми постоянно сталкивается любой врач.

– Эй, нельзя ли побыстрее? – крикнул Парвизу какой-то подросток в бейсболке с эмблемой «Нью-Йорк Янкиз». – Por favor? – добавил он и ухмыльнулся, обнажив железные скобки на зубах.

– Да, пожалуйста, – отозвался Парвиз и засеменил вдоль стойки.

Мина поспешила сосредоточиться на учебнике. В главе, которую задали им на дом, рассказывалось о том, как в XVIII веке в Америке произошла революция, направленная против британского владычества, и она спросила себя, испытывали ли тогда американские девочки ту же томительную неуверенность, какая владела ею во время Исламской революции в Иране. Впрочем, Американская революция была другой – чтобы убедиться в этом, достаточно было взглянуть на иллюстрации – копии старинных гравюр, на которых длинноволосые мужчины в чулках во весь опор скакали верхом, а женщины в длинных развевающихся юбках и чепцах размахивали огромными знаменами.

Мина продолжала читать, не обращая внимания на гудение флуоресцентных ламп, возгласы покупателей, звон мелочи и жужжание автомата с содовой. Кайвон и Хуман сидели, вероятно, в библиотеке, решая алгебраические задачи или продираясь сквозь напичканный жаргонизмами текст «Над пропастью во ржи». Экзамен по алгебре предстоял Хуману, и он готовился к нему изо всех сил. Кайвон регулярно сообщал Мине, что Холден Колфилд стал одним из его самых любимых литературных героев. Она и братья постоянно рассказывали друг другу о том, как идет учеба и чего они добились. Учеба была их основным занятием и единственный отрадой, и каждый относился к ней со всей ответственностью, стараясь преуспеть, однако делать уроки в библиотеке Мина никогда не любила. Да, в пиццерии было шумно и горел слишком яркий свет, однако здесь был рядом отец, и она находила в этом нечто успокоительное и даже уютное. Кроме того, Парвиз делал действительно хорошую пиццу.