В стране полумесяца (пер. Доброва)

Стоящій тутъ человкъ въ бломъ тюрбан — арабъ. Онъ весь состоитъ изъ однихъ мускуловъ и костей; кожа его, по цвту, напоминаетъ коричневую перчатку. Онъ гораздо боле гордъ, чмъ вмст взятые армянинъ, турокъ и еврей. Онъ смотритъ на эти племена сверху внизъ, какъ на нчто глупое и необразованное. Онъ одинъ — соотечественникъ пророка и говоритъ на священномъ язык! А шелковые товары и другія драгоцнности, которыми онъ торгуетъ, онъ самъ привёзъ на верблюдахъ въ Стамбулъ; когда онъ ихъ продастъ за дорогую цну, онъ пошлетъ въ далекія страны за новымъ товаромъ; вторично-же распродавъ свои запасъ онъ совершитъ далекое, счастливое путешествіе назадъ, въ Аравію, и никогда боле не возвратится. Я подхожу къ торговцамъ старымъ платьемъ. Что же наговорилъ мн грекъ? Что евреи здсь, на базар, справляютъ свои шабашъ? Лавки были открыты. Что онъ еще болталъ? Что эти лавки содержатъ евреи? Это были вовсе не евреи. Здсь господствовалъ арабскій носъ. Евреи ютятся въ Галат, въ собственномъ, любимомъ Гетто, гд они надуваютъ другъ друга, сколько душ угодно. Константинополь также кишитъ ими, но они являются какъ бы посредниками у тамошнихъ купцовъ, переводчиками, разносчиками, маклерами, проводниками. Нкоторые изъ нихъ занимаются сапожнымъ мастерствомъ; они носятъ свою мастерскую на спин и садятся тутъ же, посреди улицы, чтобъ наложить заплату на сапогъ. На этомъ базар не продаются исключительно поношенныя, но также разныя старыя вещи, относящіяся къ одежд, начиная съ старомодной кривой сабли и кончая вышитыми мшочками. Тутъ были тряпки всевозможныхъ цвтовъ, всхъ оттнковъ, одежды изъ срой, бедуинской байки, изъ дамасскихъ тканей, изъ шелка, изъ драгоцнныхъ мховъ. Здсь смшались вс сословія: парчевыя придворныя одежды, шелковыя шаровары изъ гарема, плащи дервишей и еврейскіе лапсердаки. Глазъ утомляется при вид всей этой массы разложенныхъ и развшанныхъ матерій, матерій самыхъ разнообразныхъ, и новыхъ и поношенныхъ, включая разорванныя покрывала, присланныя сюда изъ гарема! Но здсь вы увидите роскошные вышитые пояса, мистическія пряжки, вышитыя туфли и жакетки изъ золоченныхъ перьевъ. Въ одномъ ящик лежитъ пара старыхъ туфель. Он не представляютъ ничего особеннаго на видъ, но на подъем он украшены изумрудами. На одномъ мундир виситъ орденъ. Въ конц концовъ я страшно утомляюсь при вид этого разнообразія, великолпія, пережившаго свое время. Иду отыскивать свою спутницу. Хотя я тщательно замчалъ каждый поворотъ, я сбиваюсь съ дороги и долго блуждаю вокругъ, пока, наконецъ, возвращаюсь къ булавк съ бирюзой. Моя спутница стояла тутъ и о чемъ-то торговалась. Рчь шла не только о булавк съ бирюзой, говорили еще о браслет, на видъ очень цнномъ. На этотъ разъ я былъ рзокъ и прибгъ къ хитрости. «Разв ты не видишь, что это обручъ съ ноги одалиски», говорю я. «Вдь не наднешь же ты подобную вещь на руку?» И браслетъ былъ немедленно отодвинутъ въ сторону. Что касается булавки, то она въ своемъ род довольно мила, говорю я. Мы ее отложимъ въ сторону, вдь не убжить же она отъ насъ! Посмотри на меня — я изнемогаю отъ усталости, я выбился изъ силъ отъ долгаго стоянія и хожденія! Пойдемъ куда-нибудь, гд мы могли бы ссть! Я сказалъ и возбудилъ состраданіе. Проводникъ ведетъ насъ въ магазинъ шелковыхъ товаровъ.

* * *