В стране слепых

Под ее пальцами мелодия плавно перетекла в «Панаму», потом в «Оклахому». Как ни странно, последний рэгтайм был написан белым, одним из немногих, кто мог чувствовать эту музыку по-настоящему. Сара знала, что Ред не отрываясь следит за ней. Обычно в таких случаях она начинала нервничать, но сейчас почему-то его сосредоточенное внимание казалось само собой разумеющимся. Она прикрыла глаза и позволила музыке поднять себя в воздух и увлечь в неведомую даль. О пальцах можно было не думать – они сами находили нужные клавиши.

Однако, снова открыв глаза, Сара обнаружила, что Ред смотрит вовсе не на пальцы. Она сбилась с такта и смущенно уставилась в клавиатуру, втянув голову в плечи.

– Я все забыла…

– Не извиняйся, у тебя так здорово получается! Ты знаешь, тут есть небольшая джазовая группа, я тоже с ними играю, когда приезжаю. Чикагский стиль, немного дикси. Не хочешь присоединиться? Было бы здорово.

Сара посмотрела на его лицо. Странное, новое… Она еще не научилась читать на нем мысли. Если вообще когда-нибудь умела.

– Я не играю в группах, – покачала она головой. – Только для себя.

– А ты попробуй. В этом есть что-то особенное. – Ред отошел и снова сел на стул. – Я даже толком не могу объяснить. Когда играешь вместе и возникает гармония… Помню, один раз – это было сто лет назад, еще в колледже… Мы репетировали во время обеденного перерыва, самую обычную программу – попурри из Чайковского. Пиликаем, дудим кто во что горазд, и вдруг каким-то чудом все сошлось воедино. Ноты, тембр – все! Будто оркестр заиграл как один инструмент. У меня просто мурашки по спине побежали. Мы играли «Славянский марш» с такими раскатистыми басами и перешли на куикстеп из «Увертюры 1812 года», не испортив ни одного такта. Мистер Прайс, наш дирижер, размахивал палочкой как сумасшедший, а в коридоре собралась целая толпа студентов, чтобы нас послушать. Потом они стали кричать и хлопать – не просто вежливо, как бывает на концерте, а устроили настоящую овацию, потому что тоже почувствовали…

Сара задумчиво слушала. Да, он создан, чтобы играть в команде. И в то же время – какая яркая индивидуальность! Этот человек состоит из одних противоречий.

– Ну что, – сказал Ред, – наверное, пора по домам.

И к длинным откровениям он явно не склонен. Раскроется на мгновение – и тут же застегнется наглухо.

– Пожалуй, – кивнула она. – Закрыть пианино?

– Что? А, нет, не обязательно. Сюда постоянно кто-нибудь заходит, чтобы расслабиться.

– Ладно. – Сара встала и подобрала свои книги. – Надеюсь, я найду отсюда дорогу…

Она сделала паузу, надеясь, что он предложит ее проводить.

– Я завтра позвоню, – сказал Ред, вертя в руках футляр от кларнета.

– Хорошо. Ну, до встречи.

Выйдя в коридор, она остановилась, прислонившись к стене. Спустя минуту он снова начал играть, на этот раз – первую часть моцартовского концерта. Гортанные ноты нижнего регистра и яркие, хрустальные – верхнего… Кларнет выпевал их свободно, выразительно и четко, с тонким изяществом. Сара снова закрыла глаза, погрузившись в музыку. Еще один великий мастер, еще одно совершенное творение.

Звякнул звонок лифта, его двери раздвинулись, выпустив двух человек. Застеснявшись, она проскочила мимо них в кабину и поспешно нажала кнопку. Двери захлопнулись, отсекая мир звуков, и наступила тишина.

12

Кеннисон частенько засиживался на работе один – разных мелочей накапливалось множество, а времени не хватало. Большинство служащих уходили в пять, кое-кто начинал собираться уже в полпятого. Кеннисон никогда не мог понять, как можно работать по часам. Главное – как следует сделать свое дело, сколько бы времени на это ни потребовалось. Новую манеру работать он не принимал, более того, питал к ней искреннее отвращение. И сознание того, что часть вины лежала на Обществе, дела не меняло. Безусловно, такими технорабами куда легче управлять, зато у них полностью отсутствует самоотдача, без которой Кеннисон не мыслил бизнеса. Идея была создать одомашненное человечество, безликую толпу с легкопредсказуемой реакцией. И вот она, расплата – они мечтают только о том, чтобы пораньше сбежать с работы. «Посеешь ветер – пожнешь бурю». Кеннисон скривился. Те, кого годами учили ныть: «Зачем зубрить в школе всю эту ерунду», дабы обеспечить их тупое подчинение, теперь ноют, требуя сокращения рабочих часов. Интересно, нет ли способа приручить их так, чтобы в то же время избежать глобальной волны пассивности и апатии? Может ли существовать преданное делу, целеустремленное стадо? Заманчивая проблема как с теоретической, так и с практической стороны.