– Ага, понятно. Босоногая и вечно беременная. Родильный автомат для вашей утопии.
– Не будь такой циничной. – Ред немного помолчал. – Вот ты скажи мне, – начал он уже другим тоном, – если бы ты создавала специальную группу, чтобы «конструировать» будущее, как бы добилась, чтобы ее члены подходили к делу тщательно и отвечали за последствия?
Сара подозрительно посмотрела на него.
– Ну… я бы, наверное, постаралась подобрать людей, у которых есть чувство ответственности перед обществом…
Ред покачал головой:
– Не годится. Как ты будешь измерять это самое чувство? И самое главное – как обеспечить, чтобы оно передавалось из поколения в поколение? Нет, тут нужно что-нибудь попроще и понадежнее, чтобы ответственность обеспечивалась автоматически.
–
– Вот именно, – криво усмехнулся Ред. – В статье говорится не столько о рождении ребенка, сколько о принятии ответственности за него. Неизменность цели – вот что главное. Основатели встроили в систему личную заинтересованность каждого. Альтруизм тут не подходит. Никогда не доверяйся альтруисту – он запросто продаст тебя во имя высшей цели. Только отрицательная обратная связь может обеспечить автоматизм. Например, когда домовладельцев обязывают жить в домах, в которых они сдают квартиры внаем, а владельцев предприятий – ставить водозаборные трубы ниже по течению, чем сточные. Понимаешь? Обеспечить выполнение таких правил очень легко, а в результате и домовладелец, и промышленник просто не смогут действовать безответственно. Альтруизм – он вроде плотины. Рано или поздно река истории прорвется сквозь него. Основатели считали, что лучшее средство против небрежного обращения с будущим – сделать всех, кто к этому причастен, лично заинтересованными в плодах своего труда. Тогда они семь раз отмерят, прежде чем отрезать.
– В теории неплохо, – кивнула Сара, – но есть два слабых места.
– Только два? – усмехнулся Ред.
– Что мешает выполнить закон чисто формально? Родить младенца, заплатить за его содержание и больше ни о чем не беспокоиться. Я знаю массу таких родителей. И даже если им не все равно – будут ли они создавать лучшее будущее для каждого или только для своих детей?
– Я спорить не буду. Разумеется, в системе нет совершенства. Ничто не совершенно.
Его самодовольство начало раздражать Сару. Ред будто на самом деле стал другим человеком.
– Есть кое-что, – буркнула она.
– Назови…
– Финальная часть «Кленового листа».
Ред недоумевающе взглянул на нее, потом рассмеялся.
– Понятно… – Он кивнул на маленькое пианино у дальней стены. – Докажи.
– Что?
– Отвести тебя за руку? Давай! – Ред встал и стянул ее со стула.
Он был явно готов обсуждать любую тему, кроме своих планов относительно статьи девятнадцать. Сара позволила усадить себя за старенькое пианино. Сыграла несколько пробных гамм… Пальцы не слушались, будто стали толстыми и неповоротливыми.
– Я давно не играла, – запротестовала она. – В последнее время не до того было.
Ред укоризненно покачал головой.
– Для музыки всегда есть время.
Сара начала играть, сбилась на первых же тактах и вернулась назад. Сначала она лишь примерялась, проверяя себя, но скоро нашла правильный темп. «Не торопись, когда играешь рэгтайм», – говорил Джоплин. Левая рука отбивала размеренный басовый ритм, правая выстраивала синкопы. Классический рэг следовал стандартной схеме AABBACCDD, но Сара сыграла первые две темы без повторения, чтобы поскорее добраться до любимого трио. Наконец она полностью отдалась танцующей мелодии финала. Музыка Джоплина была наполнена сладостной горечью и торжеством, печалью и величием. «Кленовый лист», вершина его творчества, «король рэгтаймов»… Каждая нота на своем месте – ни прибавить, ни убавить.
И странное дело: закончив, она почувствовала, что ей давно уже не было так хорошо, будто тяжкая ноша свалилась с ее плеч. Пальцы сами по себе принялись наигрывать что-то легкое, оживляя мелодии далекого детства.
– Хочешь попробовать вместе со мной? – повернулась она к Реду.
Он покачал головой:
– Нет, я не справлюсь.
– У тебя получалось совсем неплохо, я слышала из коридора. На этом соло экзаменуют джазовых кларнетистов.
– Дело не в том, – смутился он, – не в технике. У меня что-то… со слухом, наверное. Мне обязательно нужны ноты – чтобы читать их… Запоминать… – Он покраснел и отвернулся, чего Сара от него никак не ожидала. – Я играю ноты, а не музыку.
– Ты говоришь это, будто сознаешься в преступлении.
– Сыграй еще, а? Мне нравится старая музыка.