Подползая все ближе он, наконец, добрался до маминого уха:
–Мама! Вставай! Ну пожалуйста! – что есть сил крикнул Миша и горько заплакал.
Сцена 20. Райковский
Райковский затих у миллиметровой щели двери. Чёртовы петли конечно не смазаны!
Почему она ему не напомнила?!
Рывком распахнув ее, чуть пригнувшись, он двинулся в сторону входной двери, петляя зигзагами, урывками выхватывая картинку происходящего и молниеносно принимая решение о каждом последующем шаге. В эту минуту он не только чувствовал себя животным, он был им.
Двое стоят, один лежит.
Цель ясна.
То, что лежащим телом была его жена, никак не повлияло на его настрой. Не сбило с толку, не растрогало, не дезорганизовало.
Его так учили.
В этот момент нельзя поддаваться эмоциям.
Нужно действовать резко, чётко, холодно. Именно эта привычка не раз спасала ему жизнь. Вдруг его взгляд остановился.
Рядом с телом жены он увидел плачущего Мишу.
– Мама! Вставай, ну пожалуйста!
Он вспомнил, как умолял встать пьяную мать, которая однажды утром упала на кухне. Рассекла себе всего лишь бровь, но зрелище было впечатляющее – лужа крови и бездыханное тело. Воспоминания были секундой, но эта секунда вернула его к реальности.
И тут он впервые внимательно посмотрел на визитеров. Они не пытались никого ограбить или убить. Женщина, здоровая, даже мощная, спокойно подошла к Мише. В руках, как из шляпы волшебника, возник большой носовой платок с зайцем из «Ну, погоди!». Мужчина, кажущийся рядом с женщиной цирковым карликом, наклонился над Милой и очень участливо и, как-то по-доброму, дул ей в лицо, нелепо притаптывая короткими ножками.
«Странные какие-то грабители» -подумал Райковский, принимая человеческое обличие.
Два шага.
Двое обернулись.
Сцена 21. Мила
-Мама! Вставай ! Ну пожалуйста! – левое ухо зазвенело от звонкого голоска Миши.
Когда чёрный экран рассеялся, первое, что увидела Мила, были два круглых немигающих глаза, расположенных посередине овального, как пасхальное яйцо, лица. Картину дополняла блестящая, словно масляная, лысина, посредине которой одиноко торчали три рыжих прядки. В бедро больно упиралось что-то острое.
Она закрыла глаза. Она жива или нет?
«Жива»– не без раздражения подумала Мила. Выхода не было, она снова открыла глаза. Страшного круглого лица уже не было. Видимо, галлюцинации.
Но что происходит?
Сзади ее подхватили чьи-то сильные руки.
–Вставай, сестренка! Ну ты и тощая. Бараний вес!– хрипло хмыкнули сзади. Нет, это не Райковский! Голос явно принадлежал женщине. Резко оттолкнувшись от незнакомых рук, Мила обернулась.
–Алла?– Мила моргнула. Рыжие с белым, короткие взлохмаченные волосы, крупное розовое блестящее (особенно лоб) лицо, светло– карие смеющиеся глаза, большие, не по-женски мощные руки, были скрещены на груди. Рядом стоял бледный Райковский в серебристо-сером свитере с засученными рукавами, с другой стороны с ноги на ногу переминалась галлюцинация. Маленький лысый человечек в засаленных бледно -голубых джинсах и синей, видавшей виды, олимпийке «Адидас». Человечек заботливо отряхивал знакомый Миле по встрече в торговом центре грязно– горчичный пуховик. Ему было сложно, он доходил Алле лишь до середины плеча.
–Зря отряхиваете, на нем все равно грязи не видно,– произнесла Мила слабым голосом.
–Людка оклемалась! – сделала заключение Алла, не обидевшись.– А где в вашем музее ватер клозет?– деловито обратилась она к Райковскому.-У вашего мальчика руки грязные, а он их в рот тащит!
Райковский покорно повёл Аллу с Мишей в арку под лестницу. Миша не отлипал от ноги отца, пуча глаза и ковыряя во рту пальцем. Мила с галлюцинацией осталась в холле одна.
–Сюрприз удался! – поддакнула галлюцинация и двинулась на Милу.– Я и вас сейчас отряхну, милая барышня! – жирные губы расплылись в улыбке-гримасе, обнажив два передних золотых зуба из верхнего ряда, которые были, почему-то, короче всех остальных.
Мила в ужасе сделала шаг назад, чуть не повторив свой подвиг с падением. Вовремя остановившись, она нашарила левой рукой сзади зонтик, нелепо привалившийся к косяку. Остальные валялись на полу разноцветными полосками. Мила выставила вперёд длинный зелёный зонт– трость с золотой резной ручкой, словно это была шпага.
Ещё один только шаг!
В голове взрывались и гасли маленькие бомбочки.
К горлу подступала злость.
Но маленький человечек на это лишь широко улыбнулся.
–Ну что же вы так! Простудитесь, дамочка! Вы и так худая…– непонятно пояснил он и глаза – точки сделались печальными.
Мила опустила зонт. В арке под лестницей появились сначала улыбающийся Райковский, следом за ним Алла, крепко державшая за руку Мишу. Рядом с ней мальчик казался совсем маленьким и оттого ещё более испуганным и несчастным.
–Еда в казематах имеется? – бодрым командным тоном поинтересовалась Алла. – А то мы устали через двор ваш красться. Я бы перекусила что – нибудь.
И, не дожидаясь приглашения, начала подниматься по лестнице, цепкими руками взявшись за резные перила.
Акт II