В сундуке

–Так– то так, да не совсем. Вот вам не понравилось сейчас даже одна только мысль, что вы можете все потерять, да?– подмигнул Игорек.– А иногда это не только хорошо, а даже необходимо. Чтобы почувствовать свою душу. И дать ей вспомнить, кто ты есть.

–Прекрати людей пугать,– шикнула Алла на мужа. – А про детство– это верно. Надеюсь, я никогда не выйду из детского состояния. Нет, я не касаюсь в штаны и не размазываю везде слюни,– Она сделала вид, что вытерла что– то о рукав Игорька, и тот кольнул ее руку обратной стороной вилки.– Это простой и открытый взгляд на мир и несерьезное ко всему отношение. Я чувствую, осознаю это состояние. И ни на что его не променяю. Не зря же старики впадают в детство перед тем, как покинуть этот мир. Это не слабоумие. Это состояние близкое к… не знаю, как обьяснить, это и есть Бог. Я не хочу быть серьёзной! Ни– ког– да!

С этими словами Алла воткнула себе веточку салата за ухо.

Мила снова посмотрела на Райковского, который сделал едва заметное движение плечом и головой, движение человека, который не только не разделяет мнение собеседника, но ещё и хочет одернуть, вернуть с небес на землю.

–Ну предположим, состояние детства…это ещё куда ни шло, хотя, признаюсь, инфантильность и наив в людях меня немного раздражают. Но при чем здесь Бог? То есть, вы в церковь ходите, вы…– Райковский помолчал, подбирая слова, чтобы не обидеть незнакомых странных собеседников словом «фанатики».– Строго верующие? В Бога, в смысле.

Игорек задумчиво облизал полные губы.

–Да кто мы такие, чтобы верить в Бога? Хорошо, если он верит в нас. Да и чтобы почувствовать его, совсем не обязательно ходить в строго отведенные для этого массовые места. Христианство, Индуизм, Ислам. Совершенно не важно, как вы это все назовёте. Это внутреннее…и оно одно у всех.

–А я не Верю.– пожал плечами Райковский.– У меня и так все есть, без этой вашей…веры. Я добился всего сам. Это раз. А во-вторых …– голос его чуть дрогнул, но это можно было списать на итальянские перченые закуски.-…где был ваш Бог, когда …

–В том то и дело! -перебила его Алла, выставив вверх палец.-Тем, кто верит в Бога он отвечает взаимностью. Все остальные отдуваются, как могут. Внутренней вере невозможно научиться. Заставить себя тоже. Только почувствовать. Кстати, прекрасный салат! Люд, твоё творение?

–Это, конечно, все прекрасно,– с легкой, снисходительной улыбкой продолжил Райковский, никогда не называвший Милу Людой, и то, что вопрос был задан его жене, он не понял. – А как же деньги? Что вы будете делать без денег с вашей душой? Одолжите у Бога? Если хотите мое мнение, то вот оно: деньги-самая важная вещь в жизни. Да, Бог, добро и душа важны, но без них ты выживешь на этой земле, а без денег– нет. Покажите мне хотя бы одного человека, которому Бог подарил еду и теплую одежду.

–Я бы поспорил с этим, уважаемый.– сказал Игорек, подливая всем вино. -Вот лично я все, скажем так, прочувствовал, когда все потерял. В девяностые у меня был завод, пароход и «Мерседес». Все по классике жанра.– Райковский с удивлением уставился на старенькую олимпийку гостя. Игорек добродушно ухмыльнулся. -Какой вы забавный, уважаемый. Не умеете совсем свои эмоции скрывать. Но это хорошо. Значит, сердце все-таки доброе. Но ум пока побеждает.

Райковский, нисколько не смутившись, нетерпеливо перебил. Знает он все эти разговоры про сердце.

–Так что стало с заводом?

Игорек перестал улыбаться и очень серьёзно посмотрел на Аллу. В этот момент лицо его стало совершенно иным. Вместо маленького весельчака-коротышки появился жесткий, серьёзный человек.

–Однажды у меня встал выбор, -медленно, словно взвешивая каждое слово, произнёс он.– Весь мой бизнес или…она. И я его сделал.

Сидящие за столом молчали. Мила едва ухватывала нить разговора, словно пыталась поймать за золотой хвост юркую рыбку. Таблетки переставали подпитывать все ее существо, опустошая, забирая дарованное с процентами. Она вновь потянулась за бокалом.

В последнее время вино и антидепрессанты стали привычным тандемом. Со стороны лестницы раздался знакомый жутковатый хлопок, и рука с бокалом дрогнула. Густая, кровяно-красная жидкость ударилась о край зеленой чарки, словно волна о прибрежные скалы. Брызги попали на левую руку Райковского, чуть забрызгав серебристо-серый рукав. Он рассеянно обернулся. Мила воровато опустила глаза. Сейчас заметит вино, спросит про таблетки. Но он лишь попросил ее подать салфетку.

Васька

Васька был совсем рыжим. Он был самым шустрым из всех детей степенной беленькой Машеньки.

Вся кошачья семья жила на мусорке на окраине спального района, сердобольные бабушки приносили им миски, вырезанные из пластиковых бутылок, с остатками курицы, колбасы и слипшихся желтых полосатых макарон.