– Возможно. То есть на видео повсюду оружие.
– Где ты про это узнал?
– Ну, я переписываюсь с одногруппниками с философского, мы обсуждаем разные вопросы: от такого до эвтаназии, нищеты, капитализма и так далее. В прошлый раз было веганство: один парень весь мозг нам вынес про пользу растительной диеты. Все на него накинулись, кроме меня, потому что он, наверное, прав, это же этичнее, лучше для природы. Дело в том только, что я никогда не смогу отказаться от мяса, потому что очень люблю курочку, понимаешь, да? – Он засмеялся, как бы ища одобрения. Я бросил на него взгляд и сжал губы не то в улыбке, не то хмурясь.
– Ох, эта шаурма… никогда не наемся, – добавил он неловко и вернулся к ноутбуку.
– Ты ведь так и не рассказал мне, что случилось у вас с Ам… – Я и договорить не успел, как он резко повернулся и пресек меня одним взглядом. – Ничего, не бери в голову.
– Понял. – Он был сам не свой, изо всех сил изображал, что все в порядке. Как когда пытаешься удержать то, что уже невозможно. – Слушай, Джалиль, ты мне очень дорог, очень, – сказал я. Он перестал печатать и посмотрел на меня.
– Это странно и очень внезапно.
– Просто хотел тебе сказать.
– Ладно, но почему ты решил это сказать?
Снова наступила тишина. Не было слышно ни звука, но на сердце у обоих было тяжело. Я обводил взглядом черты его лица, понимая, что вижу их в последний раз. Мысли о них с Бабой и Аминой помогли мне принять будущее и смириться с ним. Подобно паломнику в дороге, постящемуся монаху или священнику, принявшему целибат, я легко шел по своему пути.
Я дежурил на футбольном поле и смотрел, как парни борются за мяч, будто это вопрос жизни и смерти. Хотя, скорее, репутации и позора: все эти толчки, подножки, споры, пока девчонки сидят на трибунах, переписываются и делают селфи на телефоны, которых с ними быть не должно. Лишь одна девушка поступила иначе и пошла играть с парнями. У меня не было сил их останавливать. На меня взглянули пара учеников в ожидании, что я подбегу и наору на их одноклассников, но я лишь пожал плечами – апатия пропитала меня до костей.
Я скучал по времени, когда дежурил вместе с Сандрой. Мы, бывало, смеялись по полдня, пока не звенел звонок. Мы как бы заключили неформальный пакт держаться как можно бодрее и дальше от всепоглощающего рабочего отчаяния. Я так ее и не увидел. Прозвенел звонок. Мистер Барнс был в коридоре у своего кабинета и пытался построить детей в шеренгу. Он был такой мямля, что я и представить себе не мог, будто он способен проявить жесткость. Он поднял голову. Мы встретились взглядами. Он смотрел на меня так, будто хотел разорвать на кусочки. Я смотрел на него, как бы говоря: а ты попробуй. Он переключился на входивших в кабинет детей. В дальнем конце коридора возникла Сандра. Во мне промелькнула толика надежды, как пузырек воздуха между сложенных в молитве ладоней.
Она неспешно шла ко мне. Я остановился, думая, что мы поговорим. Взгляд Сандры был одновременно направлен на меня и сквозь меня – сложно было разобрать. Приближаясь, она ускорила шаг и в итоге промчалась мимо. В меня как будто вонзили нож.
Я пришел в свой кабинет и рухнул в кресло. Дыхание учащалось, накатывал жар. Капли пота бежали со лба, кожа покрылась мурашками. Сердце колотилось сильнее с каждым ударом. Я закрыл глаза и оперся лбом на руки, пережидая приступ дурноты. Вдох, выдох, вдох, выдох, вдох, выдох, вдох, выдох, вдох, выдох, вдох, выдох, вдох, выдох, вдох, выдох, вдох, выдох, вдох, выдох, вдох.
Я открыл глаза на свет. Сердце стучало. На столе вибрировал телефон.
Хах, даже поздороваться меня не остановил.
Сандра. Кровь снова ударила в голову, как кулак, запульсировала стадом топающих слонов. Я настрочил ответ.