В свободном падении

Яростно свищет ветер. Их поглощает бездна мрака, как ненасытная тварь.

– Все закончится, все закончится, – смеется после долгой паузы бродяга. Громко, хватаясь за живот, пока не заходится мокрым кашлем.

– Как тебя зовут? – спрашивает незнакомец.

– Зачем вам? Мы никогда больше не встретимся.

– Это верно.

Раздраженный, обиженный Майкл встает, чтобы пойти. Больше ему от бродяги ничего не нужно.

– Эй, парень, а у тебя доллара не найдется? – спрашивает мужчина. – Надо чем-то питаться. – Он смотрит со скамейки на Майкла. Майкл смотрит в ответ на него.

– Сотню возьмешь? – Майкл достает из кармана банкноту и протягивает ему.

– Да ты что! Вот мне сегодня везет.

Бродяга хватает деньги скрюченными ручонками в беспалых перчатках. На его лице загорается улыбка, открывая желтые подгнившие зубы. Он выставляет кулак, они стукаются костяшками. Нищий сворачивается клубком на скамейке.

Майкл сидит за столом у себя в комнате, в съемной квартире, и складывает в конверт свое последнее письмо к матери. Завтра он его отправит. Он удаляет все следы своего присутствия в интернете, все аккаунты в соцсетях, хотя и так давно ничего не выкладывает. В последний раз смотрит почту. Джалиль. Он открывает письмо.

Эй, бро.

Я не мог до тебя дозвониться, телефон не работает? Короче, у меня плохие новости. Баба скончался. Но, слава Господу, он увидел мой союз до того, как покинул нас.

И я рад представить тебе нас с моей прекрасной женой. Жду не дождусь познакомить вас. Люблю тебя, бро, очень жду письма.

Джалиль.

P. S. Ты был прав.

Майкл открывает вложение. Джалиль с женой, на безымянных пальцах – кольца. Девушка – не Амина. Джалиль в черном смокинге по фигуре, а-ля Джеймс Бонд, а на невесте гладкое белоснежное платье, облегающее стройное тело. Красавицы, как она, вдохновляют поэтов. Пара так хорошо смотрится, будто им предначертано быть вместе. Это злит Майкла, глаза горят зеленым в отражении на мониторе. Почему жизнь складывается у всех, кроме него? Он бьет кулаком по столу, его трясет. Весь дрожа, он залезает в кровать и забывается яростным, полным слез и горя сном.

К нему приходит покой, странный покой, как в любовании закатом на войне. Майкл видит самых дорогих и любимых в жизни людей. Видит мать. Отца. Джалиля. Видит Белль, чье лицо навек высечено у него на сердце. Этот акт вершится в душевной тишине. Война окончена. Война выиграна.

Майкл проснется посреди ночи. С решимостью наденет обувь, шапку, перчатки и пойдет к арендованной машине, заранее набрав полный бак для своей последней поездки. Проедет по длинным затихшим улицам, в темноту Гарримана [35], в дикую природу леса, к отвесным скалам, высоким деревьям, глубоким и бурным водам, чтоб они забрали его, – и никто его не услышит, никто его не увидит. А тело никогда не найдут.

Я продержался так долго, как смог, простите меня.

Мои руки устали держать, мое сердце устало биться, моя грудь устала дышать. Мир оказался ко мне слишком жесток, но куда жестче к себе был я сам. Ненавидел себя больше, чем те, кто когда-либо меня любили. Однако, может, где-то в мире есть радость, превышающая мое горе, радость, которая с лихвой исчерпает всю пережитую мной боль. Жизнь лишь постепенно раскрывает тебя, отдавая тебя миру. Но от меня уже нечего брать. Вот и конец: последний час, последний километр. Путь был долгим, но наконец-то я пришел.

Глава 32 Храм Господа нашего Бога, центр Лондона; 14.11

Я вошел, началась служба. Церковь была битком. Прихожане стояли в толпе, у стен, у выхода и даже на улице, все еще пытаясь войти. Я нашел местечко у задней стены рядом с полкой с Библиями и попытался встать. Шум людей снаружи нарастал.

– Сегодня мы прочитаем двадцать третий псалом, – мягко, но уверенно сказал пастор. – Строки с первой по шестую. Приступим к чтению во имя Отца, Сына и Святого Духа.

Господня земля и что наполняет

ее, вселенная и все живущее

в ней,

ибо Он основал ее на морях и на реках

утвердил ее.

Кто взойдет на гору Господню,

или кто станет на святом