В свободном падении

Медленно поднимаясь, я пытался прислушаться сквозь этот шум к себе. Меня по-прежнему знобило, и чувство было такое, будто что-то внутри оторвалось и валялось на дне, мучительно умирая. Вдумчиво и долго я вычистил зубы и, с пастой выплюнув кровь, отправился одеваться. За окном сияло огромное солнце, и пыльный город предвкушал горячее лето, но даже в закупоренной моей комнатке, душной настолько, что даже из простыней можно было выжимать пот, меня бил озноб. Я надел чёрные джинсы, футболку, рубашку, затем толстовку, ещё одну толстовку с капюшоном и ветровку. Сунул ноги в останки кед и отправился в поликлинику.

На улице было немноголюдно и дул ветерок. Кричали редкие птицы, пищали редкие дети, пах пылью нагретый асфальт. Я шёл по солнечной стороне. Очень приятно идти в такую погоду, именно по солнечной стороне, но только не когда из всех щелей у вас прорывается кровь и когда не маячат в глазах кровавые всполохи, перекрывая обзор.

Я прошёлся вдоль своего дома, завернул за угол, стремительно теряя силы. «Надо передохнуть», — понял я, без сил уже упав на скамейку. Нижняя футболка сразу намокла, пристала к спине. Я чувствовал обильный, липкий пот по всему телу, который быстро выступил и быстро теперь остывал. Несмотря на жуткое состояние, я почувствовал, как затылок мой сверлит чей-то внимательный взгляд. И сверлит так усердно, что едва не идёт дым. Я резко повернулся, но не увидел никого. В проулке было пустынно, только пёс со слезящимися глазами вдумчиво лизал себя.

Я встал и направился дальше. Попутный ветер подгонял моё тело, ставшее вдруг тряпичным. «Я — как перекати-поле», — думал про себя я. Like a rolling stone. Покачусь туда, куда подуют непредсказуемые ветры. Ветры дули в сторону поликлиники.

В холле лечебного учреждения было почти безлюдно. Может быть, всему виной была прекрасная погода и никто, выходя из подъезда в свежую, залитую светом весну не хотел чувствовать себя пожилым и больным, все хотели чувствовать себя беспечными и молодыми и вместо поликлиники шли, приплясывая, в какую-нибудь пивную. В поликлинику шли только те, кому В САМОМ ДЕЛЕ нужна была помощь. Увы, среди этой горстки несчастных был и я. Нетвёрдым шагом я достиг окошка регистратуры, нагнувшись, увидел в нём полусонную замученную даму. Равнодушной рукой дама вписала меня на приём к терапевту на тот же день, в три часа.

У меня было ещё много времени, слишком много, чтобы идти и сидеть возле врачебного кабинета, но недостаточно много, чтобы идти домой и придумывать себе там, дома, какое-нибудь занятие. «Да и что толку мотаться туда-сюда» — подумал я по-стариковски. И последовал в ближайший магазин.

Деньги ещё были, последние несколько сотен. Задумчиво теребя их в руке, впервые в жизни, я направился во фруктово-овощной отдел. За кассой в нём сидела очень милая молодая женщина. Она улыбнулась мне, окружённая ранними дынями и арбузами.

— У вас есть морковный сок? — спросил я из дальнего угла, почему-то не решаясь приблизиться к продавщице.

— У нас есть морковь, — сказала продавщица, улыбнувшись снова.

«Морковь и морковный сок — сущностно, это одно и то же. Различия у них сугубо формальные», — рассудил я и заказал килограмм этой самой моркови.

— Вам очищенной или с землёй?

— Нет уж, давайте без земли, — поморщился я, протягивая ей согнутую втрое сотню. Помимо моркови, я взял яблоки и чеснок и сразу же пошёл на выход, по пути прихватив ещё мятную жвачку.

Возле магазина, я заметил, стояло несколько школьников в белых рубашках. На нагрудных карманах у них слабо позвякивали жёлтые колокольчики. «Что за идиоты», — подумал я, а потом вспомнил, что это, должно быть, выпускники. Последний звонок у них, у прыщавых недорослей. Школьники курили и одновременно просили у входящих в магазин людей купить им водки, выпуская дым им в лицо.

Я накинул капюшон на голову и прошёл сквозь дымящий строй. С наслаждением втянул носом как можно больше табачного дыма. Школьники посмотрели на меня удивлённо, проводив напряжённым молчанием.

В поликлинике я сел на жёсткую скамью и достал из пакета толстую короткую морковь, самую «мясистую», как мне показалось. Напротив сидел жилистый дед: возложив обе руки на трость, он тупо глядел в стену, пережёвывая свои обветренные губы. Я оглядел эту морковь со всех сторон и попробовал откусить. Овощ был твёрдым и хрустким, я хрустнул на весь этаж, откусив от него. Дед не прореагировал. Я откусил ещё, и кто-то выглянул из коридорного закутка, привлечённый звуком. Я задумчиво подержал овощную кашу на языке и выплюнул в урну. Морковь мне не приглянулась. Интересно, сколько же мне нужно выпить морковного сока, чтобы излечиться? И, может быть, морковный сок — это гораздо вкусней?

Поликлиника пахла сиренью. Были и другие приторно-сладкие флаконные запахи, но сирень пахла сильнее других. Под форточкой колыхался папоротник. Было прохладно. Я изнывал.