В свободном падении

С экрана на меня нагло глазела загорелая жизнерадостная баба, подсунув мне под нос свои огромные неестественные груди. «Как увеличивают грудь в деревнях и сёлах?» — гласила странная запись сбоку от неё. Я пошевелил мышкой, и женщина исчезла с глаз. Основные симптомы болезни были указаны ниже: жар, крайняя усталость, боль в костях… увеличение лимфатических узлов. При заболеваниях крови — кровотечения слизистых оболочек, увеличение селезёнки и печени, снижение аппетита, рвота, тошнота.

Я принялся судорожно ощупывать поверхность живота. «Боже мой, да у меня просто гигантская селезёнка» — ужаснулся я. — «А печень, печень величиной с дирижабль! Я не ел со вчерашнего утра и до сих пор не хочу есть. Всё сходится! Я умираю».

Походив по комнате, я вернулся на диван, зашёл в фэйсбук. Так называемые друзья, как и всегда, выкладывали неуклюжие фотографии себя и своих разжиревших домашних животных, наводняли новостную ленту пошлыми псевдофилософскими цитатами. Ненавижу вас, примитивных ублюдков, которым зачем-то суждено ещё лет 60 жрать и срать и умиляться фотографиям чужих котиков. А что будет со мной? Как же быть мне?.. Красным цветом высветилась иконка с одним новым непрочитанным сообщением. Я кликнул на неё.

Неизвестная мне девушка писала: «Здравствуйте, Андрей! Я — корреспондент студенческой газеты „Гипоталамус“, хочу сделать с вами и вашей группой интервью. Хотелось бы получить ваши координаты…»

«Интервью?..» — грустно подумал я. Слава пришла, но уже слишком поздно. Но всё же написал ей свой телефон.

Она позвонила мне через час. В это время я рылся в шкафах в поисках пищи. Я не ел с прошлого утра, и не чувствовал в еде ни малейшей потребности, но всё-таки убеждал себя: «Нет, нет, ты хочешь жрать, ты просто умираешь от голода». В скомканном пакете я обнаружил замусоленные, наверное, ещё дедовы сухари и принялся их поедать с воинственным хрустом. И в это время раздался звонок.

— Добрый день! — голос у девушки был взволнованно-звенящий, почти ликующий. Студентка первого или второго курса, определил для себя я. Тем временем она уже вводила меня в курс дела.

— Раз в месяц в рубрике «История успеха» мы делаем интервью с выпускниками нашего вуза, которые добились…

— Я — не выпускник. Меня отчислили с четвёртого курса.

— Вот оно что… — девушка замолчала. — Но в деканате мне же сказали…

— Выпускники вуза есть среди участников, не переживайте. Но я — фронтмен. Вполне логично, что интервью нужно делать со мной, а не с этими… моими коллегами.

— Ну, хорошо. Мы знаем, что вас пригласили выступать на молодёжный фестиваль в Новых Ржавках. Это большое достижение для группы… вашего типа. Мы, корреспонденты газеты и студенты, следим за вашей стремительно развивающейся карьерой. Лично для меня, как для журналиста, было бы огромной удачей взять у вашей группы интервью.

Я пожевал губами, ещё раз посмотрел на отражение — снова труп, на этот раз в помутневшем зеркале серванта.

— Это прекрасно. Просто здорово. Я счастлив.

— К сожалению, у нас нет необходимых условий для того, чтобы брать интервью в нашем офисе. Вы согласитесь встретиться в кафе, в центре где-нибудь?

— Да, можно и в кафе. Вы платите?

— Нет, мы — скромное издание со скромными бюджетами… — оскорбилась девушка. — Обычно каждый платит сам за себя.

«Что за говённый журнал», — подумал я, несколько разочаровавшись.

— Что ж, у меня нет денег. Так что можете приехать ко мне домой.

— В принципе, это возможно… А где вы живёте?

— Пишите адрес.

Девушка долго уточняла номера автобусов, маршруток и названия остановок, в конце добавив, что уточнит маршрут в интернете.

— Только учтите, — сообщил я, — дома у меня невероятный срач. Будьте готовы.

— Ну, вы же творческий человек, это понятно, — хохотнула она. — Беспорядок в квартире — естественная вещь.

— У меня не беспорядок, а срач. И воняет разложением.

— О господи, — проговорила девушка. — Но почему?

— Я не знаю, может быть, кто-то из моих гостей незаметно для меня помер и теперь валяется под грудой мусора.

— Мне нужно посоветоваться с начальством, — после паузы, сообщила девушка. Быстро попрощавшись, она повесила трубку.

Я немного походил по кухне, доедая жёсткие сухари. «Ох уж эти трепетные первокурсницы», — размышлял я.

По немытой посуде, сваленной в раковину, ползали ухоженные городские мухи. На детской площадке, я заметил, снова упражнялся жирный спортсмен Митя. Я выкурил пару сигарет, наблюдая за ним. Мимо прогуливались молодые мамы, беспечно толкавшие коляски впереди себя. Громко сквернословили дети, игравшие в «лесенку». Я переключил внимание на детей. В сущности, размышлял я, дети не так плохи. В них есть что-то неуловимо прекрасное. Даже в этих грубых неотёсанных рабоче-крестьянских детишках, матерящихся, и не подозревающих о существовании, например, Теофиля Готье. Даже в малолетнем брате Наргиз, в Алрузе, слабоумном, психованном и задыхающемся от избыточного веса слюнтяе, присутствовало нечто трогательное.