В свободном падении

Я вернулся за Наргиз, и мы пошли уже неторопливо, внутренне готовясь вернуться в цивилизацию. Дорога уходила резко вправо, а высотки были впереди, за лесной прослойкой. Безразличные уже к неудобствам, мы решили идти напрямик.

Лес принял нас злобно и колко, ошпаривая крапивой, лепя паутиной в глаза, впиваясь в кожу ветками и иголками, он мрачно навис и сомкнулся над нами с ехидным шелестом. Налетело всякого кровососущего гнуса опять, облепили открытую кожу. Я порадовался хотя бы тому, что мы находимся в нашем среднерусском предсказуемом лесу, а не в каких-нибудь джунглях, где водятся злобные двухметровые москиты, переносящие СПИД и малярию. Бедняжка Наргиз то шла босиком, то снова надевала туфли, страдая и так, и так. «Ничего, ничего, совсем немножко осталось, совсем чуть-чуть» — я снова утешал нас обоих. Казалось, ещё одна занавеска из пушистых веток будет сдёрнута, как вуаль, и за ней предстанет перед нами город во всём своём индустриальном великолепии.

И вот, внезапно ветки расступились, лес поредел, вечерний фиолетовый свет выступил крупными размашистыми мазками. «Наконец-то» — выдохнув с облегчением, я тут же уткнулся в забор. Чёрные металлические спицы тянулись высоко в небо, и врезались глубоко в землю, придавленные друг к другу частыми поперечными пластинами. Под этим забором была отвесная стена, а внизу с милым сердцу гулом плескалось машинное море. Я прижался к холодному и пыльному ограждению лицом, мрачно размышляя о том, как действовать дальше. В том, чтобы идти назад, было мало смысла — до выхода из парка мы добрались бы только к утру, да и то, если бы не свалились без сил где-нибудь по дороге. Вдобавок, мы могли бы ещё сильнее заплутать и остаться в этом лесу уже окончательно. Оставалось только вернуться на забравшую вбок тропинку, довериться ей, зыбкой последней ниточке, связывавшей нас с большой землёй.

Наргиз безмолвно присела на бетонный выступ. Лицо её стало не бледным даже, а бесцветным, губы, щёки, нос, глаза — всё поблекло и обветшало. Изменились и очертания тела: оно не рвалось теперь из-под платья, дерзкое и упругое, а пряталось за ним, эфемерное, как табачный дым. Как табачный дым… Я присел рядом с ней, достал сигареты — больше не мог терпеть. Оставалось всего две — одну затребовала себе Наргиз. Я прикурил ей, чувствуя себя паршивым воспитателем, по ошибке приставленным к хорошей девочке.

Испуганным, уставшим ребёнком была Наргиз, ребёнком, страшащимся и не признающим своего страха и усталости. Но курил этот ребёнок восхитительно, и, уж конечно, намного лучше Вадима. Тонкая сигарета удивительно шла бледному, декадентскому лицу Наргиз. Пытаясь отвлечь её от нервных мыслей, я принялся рассказывать ей что-то глупое и весёлое, так старался её ободрить, что не удержался и соврал ей в первый раз, соврал, что уже нашёл себе новую работу, что в квартире у меня уже не такой невероятный срач. Наргиз кивала и молчала, она почти не слушала меня. А потом начала вдруг рассказывать свою, никак не связанную с моим предшествовавшим сотрясанием воздуха историю.

Она рассказывала про автомобильную аварию, в которую ей довелось попасть в раннем детстве. Она ехала в машине с отцом и его друзьями, кажется, из одного подмосковного города в другой. Ехали на большой скорости, крича и веселясь. Внезапно что-то подломилось, машина скакнула, сорвалась вбок и на всём ходу врезалась в столб. Наргиз вылетела с заднего сиденья, покатилась вниз по траве. Она почти не поранилась, только порезала руку (показала мне маленький бледный шрам на предплечье), но от шока потеряла сознание, а когда очнулась, увидела чёрное зимнее небо и падающий на лицо крупный снег. Вокруг валялась растрёпанные, неестественные мужские тела, в том числе и её отца. Отец шевелился и стонал, остальные лежали без движения. Наргиз поднялась и стала бесцельно ходить между этих тел. Из раздавленной машины валил пар, и в клубах этого пара она увидела лицо одного из людей, оно было как краской залито кровью. Дорога была пуста, и никто не проезжал мимо. Придя наконец в себя, Наргиз долго трясла отца, а он морщился, стонал, и не мог пошевелить даже пальцами. Мимо быстро проехала машина, не притормозив. Наргиз выбежала на дорогу, побежала, не зная зачем, за ней, размахивая руками. Когда та скрылась из вида, всё равно продолжала бежать, бежала на середине дороги, кричала, рыдала, призывала на помощь. Вокруг не было никого. Возвращаясь назад, увидела, что рядом с разбитой машиной стоял припаркованный мотоцикл. Она побежала обратно, задыхаясь. Из оврага поднялся молодой парень в кожаной куртке, без шлема. Не глядя по сторонам, он спокойно пересчитывал деньги. Наргиз подбежала к нему, умоляя о чём-то. Мотоциклист не удостоил её даже взглядом, положил деньги в карман, завёлся и уехал дальше. Наргиз тогда села на обочине и закрыла голову руками.