В тени баньяна

– Замолчите! – приказала она. – Я не слышу собственных мыслей.

Женщина рухнула на пол, задыхаясь от рыданий. А мама, повернувшись к папе, спросила:

– Почему? Скажи, почему ты сдаешься? Ведь есть другой путь… есть выход.

О чем она? Что папа сделал? И тут меня осенило: рядом с господином Вираком сидел папа. Это он поднял руку.

– Неужели ты не видишь, что выход есть? – крикнула мама.

Папа взял мамины руки и посмотрел на нее так, будто в комнате они одни и происходящее касается только их.

– Знаю, я не всегда был рядом, когда ты нуждалась во мне. – Папа привлек маму к себе. – Я часто теряю себя среди собственных мыслей, в вечном поиске источников света. Но где бы ни искал, я нахожу тебя, яркую, лучезарную, и ты – ответ на все мои вопросы. Моя единственная звезда. Мое солнце, моя луна, моя путеводная нить. Пока у меня есть ты, я всегда буду идти верной дорогой. И пусть я не смогу прикоснуться к тебе, я буду видеть и чувствовать тебя, где бы я ни был. Я знаю, где всегда смогу найти тебя. – Он положил мамину ладонь себе на сердце. – Здесь, ты всегда здесь.

Мама оттолкнула его и выбежала из комнаты. Ее длинные волосы были мокрыми от слез. Папа стоял, дрожа всем телом, и смотрел на меня.

Меня зароют в землю, а ты будешь летать…

Как же я не поняла раньше. Даже сейчас папа не пытался скрыть от меня терзавшие его печаль и страх. Он слегка покачивался, прижав руки к груди, приоткрыв рот, словно хотел все объяснить, но осекся, поняв, что никакие слова и ни одна история не подготовят меня к его уходу, не опишут его боль.

Знаю, сейчас ты не понимаешь, но однажды поймешь. Прости меня тогда. Прости за то, что меня не будет рядом.

Я не знала, что этот день наступит так скоро. Что он уже наступил. И я ничего не могла изменить. Не могла утешить ни его, ни себя.

Очнувшись, папа повернулся к остальным и рассказал им то, в чем признался несколько дней назад Большому Дяде: он разорвал все связи с нами и переписал историю семьи.

– Позаботься о них, – попросил он дядю. – Мои дети теперь твои.

Большой Дядя хотел было возразить, но, увидев папин взгляд, беспомощно опустил голову.

Кто бы мог подумать, что такая маленькая комната может вместить столько горя.

Мама спала к нам спиной, прижимая к себе Радану. Слезы иссушили ее тело, сделали его твердым, как дерево. Рядом с ней лежал папа, так тихо, что на миг мне показалось, будто он тоже заснул. Потом я заметила, что его глаза двигаются, следя за маленьким гекконом, который сновал по потолку. Ящерица почему-то напомнила мне о ребенке господина Вирака. Может, потому, что тоже была совсем крошечной, а еще делала языком «цсск-цсск» – малыш издавал похожий звук, когда собирался чихнуть. Вдруг он вернулся, переродившись в этого малютку-геккона, и теперь, переполненный до дрожи в лапках желанием жить, бегает по комнате в поисках еды и играет со светом от керосинового фонаря? Геккон носился над нами, как заведенный. В моей голове возникла и постепенно обосновалась мысль. Невесомая, плавная, похожая на полет птицы. Подобно ястребу, что летал вокруг ступы, когда мы с папой стояли у колодца, она описывала круги в моем сознании. Круги превратились в полную, яркую луну.

– Папа? – шепотом позвала я, будто боялась спугнуть эту новую мысль. – Значит, твоя… твоя душа улетит на луну?

Папа словно застыл.

– Да… – произнес он наконец дрожащим голосом. Затем, уняв дрожь, добавил: – Я буду следовать за тобой, и где бы ты ни оказалась, просто взгляни на небо – и увидишь меня.

– Папа?

– М-м?

– Я хочу, чтобы в следующей жизни ты был птицей и мог, если понадобится, улететь, а потом вернуться обратно.

Он молча обнял меня и прижался губами к моему лбу. По моему лицу бежали теплые ручейки его слез. Я прижалась к папе, чувствуя, как разлетаются на осколки наши сердца.

Я проснулась и увидела родителей. Их губы соединились, тела сплелись, точно две змеи. Я хочу проглотить тебя, удержать… сделать своей навсегда. Они поят друг друга ядом, мелькнуло у меня в голове, но я не посмела их остановить. Это всего лишь сон, убедила я себя. Сон. Я закрыла глаза и уснула. Через некоторое время я услышала, как кто-то осторожно рвет бумагу. Я открыла глаза – у двери, освещенный звездным светом, сидел папа. Склонившись над записной книжкой, он что-то писал, а может, складывал лист бумаги – я не разобрала. Сон, поборов любопытство, увлек меня в свои объятия, и я опять провалилась в забытье.

Когда я проснулась в следующий раз, уже наступило утро. Папы не было рядом. Я выбежала на улицу, хотела найти его. У ворот храма стояла группа солдат Революции, они смотрели, как мужчины – господин Вирак, музыкант, монах и еще несколько человек, которых я знала в лицо, – по очереди садятся в нагруженную вещами повозку. Папа стоял рядом, готовый последовать за остальными. Я пробилась к нему сквозь толпу.