В тени баньяна

Мама повернулась ко мне спиной.

Как бы я ни нуждалась в утешении, я запретила себе искать его у мамы. Мы должны оставаться по разные стороны этой пропасти, решила я, – только так я смогу выжить.

Глава 19

Пришла пора жатвы, и все работали не покладая рук: целыми днями срезали колосья и собирали их в снопы, а по ночам молотили.

Однажды вечером, когда спустились сумерки, мы отправились к общему амбару. Там уже собралась радостная, возбужденная толпа – впервые после нашего приезда в Стынгкхае устраивали праздник. Из громкоговорителя, установленного в развилке огромного дерева кешью, гремела народная музыка. Громкоговоритель соединялся проводом с небольшим черным проигрывателем, лежавшим под деревом, а проигрыватель был подключен – подумать только – к автомобильному аккумулятору. Я вспомнила грузовик, который несколько месяцев назад привез нас в Стынгкхае. Что с ним произошло? Это его аккумулятор?

Рядом стояла группа солдат Революции: семь или восемь человек, все мужчины. Они не подпускали к дереву ораву ребятишек, которым хотелось поближе рассмотреть этот причудливый музыкальный аппарат, похожий на вырванный из тела орган: сердце, стучавшее барабанным «там-там-там». Двое солдат, подхватив друг друга под руки, начали танцевать. Две пары ног будто затеяли спор под мелодию, сплетавшуюся из голосов флейты и лютни. Остальные дружно затянули: «О, гордость и богатство Демократической Кампучии, сила и красота ее крестьян…»

Все это казалось очень странным. Привычные вещи – проигрыватель, автомобильный аккумулятор, провод – отчего-то выглядели как музейные экспонаты, коллаж из воспоминаний о жизни, которой больше нет. И все же я подпала под чары необычного праздника, смесь народной музыки и революционных стихов, веселая, дружеская атмосфера подействовали на меня как гипноз. Так отмечали праздник урожая до войны. Крестьяне собирались вместе, чтобы поблагодарить землю и небо, воздать хвалу солнцу и дождю. Они готовили рисовые хлопья и совершали подношение…

Луне. На праздник урожая всегда была луна. Я подняла голову и увидела в вышине, над деревом кешью, ее бледные очертания. Круглая, пористая, она висела в небе, как огромный пузырь, – я могла забраться внутрь и найти там обрывки истории, рассказанной мне в такую же лунную ночь.

Музыка стихла, прервав мои мечтания. Пришли камапхибали. Люди побросали свои занятия и собрались, чтобы послушать их. Я поискала глазами Бонг Сока и Толстую, но не нашла их.

– Работа Революции не завершена! – начал один из камапхибалей. – Мы должны идти вперед! Мы должны продолжать борьбу! Организации нужен каждый, кто способен к труду, чтобы сделать Демократическую Кампучию сильной и процветающей! Это будет великолепный, яркий пример остальному миру, миллионам угнетенных, страдающих людей, которых еще не облагодетельствовал наш социалистический режим!

Послышались одобрительные возгласы солдат Революции.

– Ура! Ура! – отозвалась толпа.

– Мы впервые после Освобождения, после того как городское население покинуло свои дома и направилось в деревни, собираем урожай, и сейчас самое время показать миру, что мы добились огромных успехов! – Камапхибаль обвел рукой поместье. – Весь этот рис – тому доказательство!

К радостным крикам добавились раскаты рукоплесканий. И тут я заметила Толстую. Она стояла поодаль в окружении подруг, таких же дородных, как она сама. При виде ее волна страха прошла по моему телу, покрыв его мурашками.

– Закончив ночную работу, – бубнил камапхибаль, – мы отпразднуем, как принято в деревнях, – рисовыми хлопьями! Мы создали Комитет по подготовке к празднику. – Он показал на Толстую и ее подруг. – Эти прекрасные дамы проследят, чтобы никто не остался без угощения!

Толпа взорвалась оглушительным восторгом.

Наступила ночь. Вокруг нас возвышались насыпи намолоченного риса. Тени, дрожа и сливаясь в лунном свете, делали их похожими на горы, среди которых плещется море, – такую картину часто рисовало мое воображение, когда я читала какую-нибудь легенду.