В тени Канченджанги

— А вы весь день провели на базе? — минуту спустя спросил Рогаль.

— Да, — ответил я. — Вся наша группа, а также Мацек, Рубинек, Большой, офицер связи и сардар. Только Соболь отправился с шерпами, с ними вы и увиделись после полудня. Мы же занялись сушкой, устроили баню, стирку, а вечером Юзек извлек экспедиционный магнитофон, и мы,сидя на кухне, слушали Вивальди, а потом эстрадные песни. Одну из них — «Горько, горько» Терезы Тутинас я счел самой своевременной песней: нам действительно было совсем не сладко. Мы сидели, греясь у огня, снаружи шел снег, а наша операция — мы это прекрасно чувствовали — оставляла желать лучшего!

— То есть как? — удивился Рогаль.

— А у тебя не было такого ощущения, что отсутствовала какая-то высшая тактика действия? Две эти группы — наша, или Вальдека, и ваша — действовали наверху независимо одна от другой и даже преследовали разные цели. Мы любой ценой хотели добраться до расставленной «турни» и там, именно там, заложить лагерь I. Отсюда этот упорный сизифов труд, маркировка, расчистка дороги и установка перил по направлению к террасе. Вы в первый же день достигли снеговика и поставили палатки, потом вновь подняли палатку 150 метрами выше, на высоту 5600, и там возник этот, как мы назвали его, «промежуточный лагерь». Вальдек, что бы ни говорили, пожалуй, наиболее опытный из нас и, казалось бы, признанный тактик экспедиции, не хотел закладывать лагеря посреди ледопада. В случае непогоды это опасно. Но нелепо также было бы, ежедневно сменяя наверху друг друга, затевать дискуссию: чей план реализовать! Мы как будто пытались взять инициативу в свои руки, но нам это не удалось: вы неизменно нас опережали.

— Смотри, насколько иначе можно оценивать некоторые факты, — продолжал я, помолчав с минуту. — Вечером мы с Соболем сидели в палатке, и он сообщал по радиотелефону: «Вальдек, я в самом деле не могу понять Петра. Они подняли палатку на полтораста метров выше — и шабаш! Сколько же лагерей придется разбивать при такой тактике?! Я говорил с ними, когда они готовились одолеть ледовую стенку, но меня и слушать не стали. А вечером вернулись ни с чем, разыскать в котловине «турню» даже и не пытались!»

— Ну, Марек, ты сам понимаешь, что трудно было дискутировать с Соболем на дистанции в несколько сот метров!

— Да, но я не об этом. Мы считаем, что незачем было закладывать промежуточный лагерь. Какой смысл в этих двух лагерях, если они находятся на расстоянии полуторачасового перехода один от другого? Ты же знаешь Вальдека, он не способен отстаивать свою концепцию. Все кончилось бы ссорой. Поэтому в конце концов, проспорив весь вечер, мы, учитывая проделанную вами работу, по-новому приспособили реальные факты к оптимальному варианту операции. Мы решили ликвидировать лагерь I (он стоит среди сераков), сохранив в качестве аварийного промежуточный лагерь с одной палаткой, и наметили создание нового лагеря I на террасе, а лагерь II постановили заложить высоко, под самым уступом, выходящим на грань, которая тянется к Белой Волне.

1 мая

Еще вечером, после разговора с Соболем, мы стали готовиться к завтрашнему выходу. В боевом настроении, внутренне собранные, мы приводили в порядок снаряжение, стремясь не забыть все те мелочи, прихватить которые раньше недоставало времени: налобные фонарики, узлы Пруссика, карабины, защитные очки, носки, рукавицы, наконец, кошки.

Весек заблаговременно запас на три-четыре дня продуктов, я позаботился о плитке и топливе. Юзек подготовил верёвки, палатки и все необходимое для установки страховочных перил. В свое «рондо» мы втащили порядочных размеров камень и на нем с помощью молотка приспособили кошки к нашим «завратам» (марка горных ботинок).

Вальдек при свече еще долго штудировал данные югославов. По выходе на террасу мы собирались направиться к седловине на ребре, соединяющем пик 7535 с Белой Волной. Между собой мы называли это место перевалом. Там югославы столкнулись с большими трудностями. Более точными данными японской экспедиции 1973 года мы не располагали.

Наконец Вальдек задул свечу, мы перестали переговариваться и после кратких пожеланий спокойной ночи заснули, прижавшись друг к другу. Рядом с нами стояли выстроенные в ряд, подготовленные к маршруту рюкзаки со станками.

2 мая

— Вставайте, скоро пять! — разбудил нас голос Вальдека. «Проклятие, ну и кремень же он, — подумал я, — никогда не проспит!»

Лагерь был погружен в сон, вокруг темнота, за пределами «рондо» — усыпанное звездами черное небо и трескучий мороз. В кухне уже хозяйничал Анг Тсеринг, готовивший молочный суп и чай. В половине седьмого мы покинули лагерь. Все еще спали, а мы, полусонные, молча двинулись в путь. Перед глазами только белый кружок света от налобного фонаря да темный силуэт идущего впереди коллеги. Мы следовали гуськом, спотыкаясь в этой тьме египетской. Смерзшийся снег хрустел под ногами. Прекрасен этот ночной марш наверх, к солнцу и свету, хотя он и более утомителен, чем обычный маршрут.