— Пойдем со мной, говорю тебе, пойдем, потому что нас обделят! — дергал он Имро за рукав. — Пан Элемир помнит меня, как не помнить! Пошли со мной, потому что и к Речному кто-нибудь вопрется, и ты останешься на бобах, пошли!
В конце концов Имро дал себя уговорить, и они вместе отправились в Лель.
Полдня прождали они пана Элемира на конном дворе. Смеркалось, когда во двор вкатила его бричка, и они бегом пустились к лестнице господского дома, чтобы там униженно встретить долгожданного благодетеля.
Он заметил их, подошел. Настроение у него было явно приподнятое, от него пахло мускатным вином.
— Ну, как дела, Бокрошко? — спросил он Штефана. — Зачем пожаловал?
— Вельможный пан, — ободренный таким обращением начал Штефан, — несправедливость творится, хозяйство, которое вы изволили мне обещать, заняли приезжие из центральных областей. Вы знаете, у меня семеро детей, я всегда поступал, как вы говорили нам на собраниях, что ж теперь-то… — Он чуть не расплакался.
— Погоди, Бокрошко. — Пан Элемир силился припомнить, что же именно обещал он бедняге, стоявшему перед ним. — О каком хозяйстве речь? — спросил он наконец, сообразив, что все позабыл.
— Да Швеглово, за глоговой рощей.
— А-а, — вспомнил он. — Это целое имение, тебе, Бокрошко, с ним не совладать. На таком непросто хозяйничать, с большим хозяйством ого-го сколько забот! — вздохнул он, похмыкал и добавил: — А налоги? Представляешь, сколько надо платить налогов? Мне вот тоже повысили, и порядком. Ты получишь что-нибудь, не бойся, что-нибудь получишь, — заключил он веско.
— Спасибо, благодарю покорно. — Штефан оживился, обнадеженный. — Да я и за меньшее буду благодарен незнамо как, нам ведь абы прокормиться.
— Прокормитесь, прокормитесь, — посулил пан Элемир. — Ну, мне пора. — И он так стремительно ринулся вверх по лестнице, что Штефан даже не успел поцеловать ему руку.
— А ты чего молчал? — напустился шурин на Имро, когда они вернулись к нему домой.
— Как было говорить? Да и зачем? — возразил Имро, и Штефан больше ничего не сказал, словно признавая справедливость его слов. — Сколько же вам дали? — спросил Имро в свою очередь.
— Семь моргов.
— А дом чей?
— Ты бывал когда в Черном? — спросил Штефан вместо ответа.
— Одно лето на жатве там был.
— Не знаю, стоял ли уже этот дом в ту пору. Ему всего пять лет, самый крайний, первый от канала, — пояснил Штефан. — Жил там какой-то Гатяпка, мелкота, на коровах пахал.
— Что ж, новый дом, тебе повезло все же, — заметил Имрих.
— Да только из камыша он, — кисло протянул Штефан.
— Ну и что? — вмешалась Иолана. — Зато оштукатурен хорошо.
— Это верно, — признал муж.
— И крыша шиферная, — похвалила Иолана свой будущий дом.
— Шиферная, точно, — снова поддакнул Штефан.
— Завтра, значит, уезжаете? — спросил Имро.
Иолана со Штефаном молча кивнули.
— Прийти помочь вам?
— Да не надо, парни помогут. Управляющий обещал дать лошадей, — отказался Штефан.
Они умолкли и долго сидели в сгущавшейся темноте.
— Я засвечу. — Имрих встал, когда в хате почти ничего не было видно.
— Да ладно, пора идти. — И Штефан тоже встал с лавки.
— Приходи когда в гости, посмотришь, — растроганно пригласила Иолана.
— Да уж зайду, — обещал Имрих.
— Тебя еще не вызывали? — спросил шурин, когда они вышли во двор. — Могли б уже дать знать.
— Не вызывали.
— У Речного пусто покамест…
— Да, — только и сказал Имро.
— Ну, бывай здоров, — попрощался Штефан и пошел.
Иолана обняла брата, и хотя такое нежное прощание немного удивило его, он ответил ей тем же.
— Только не теряй голову, если случится что, не теряй, — с упором повторила она. — Ты не старый еще, новую семью завести сможешь, ей-богу!
— У меня есть семья, — с усмешкой отвечал он. — За меня не беспокойся.
— Не принимай близко к сердцу, чего не след. Я знаю, ты добрая душа, таким, как ты, советовать трудно, все одно не послушаешься, и все ж таки не изводи себя зазря, не мучайся. Имро, я тебя насквозь вижу, меня ты не обманешь, лучше меня никто тебя не знает.
— Ладно, ладно, — успокоил он ее и резко отступил от сестры.
— Не забудь, что я сказала тебе, я хочу, чтоб тебе же лучше было, правда! — повторила она и быстрым шагом удалилась вслед за мужем.
Вскоре они, пройдя луг, вышли на дорогу и скрылись в темноте.
Имрих остался на дворе. Закурив, он обошел вокруг хаты, словно прикидывал, можно ли еще на нее рассчитывать, укроет ли она под своей крышей новое поколение, пока что еще не появившееся на свет.
Вернувшись к порогу, он глянул в сторону луга — не видать ли Гильды.
Дождь перестал совсем, не сыпало и моросью, а на востоке небо вроде даже немного прояснилось. Поднимался ветер, холодный, пронизывающий, предвещая конец уже порядком надокучивших дождей.
Докурив, он еще постоял немного во дворе и вошел в хату.
Острое чувство голода напомнило ему, что он с утра не ел.
Отрезав ломоть хлеба, он посолил его и съел, не зажигая света. Потом сел за стол и обхватил голову руками. Так он ждал Гильду до поздней ночи.
17