В тени шелковицы

Подморозило, грязь на дорогах окаменела. В поселке у рощи с каждым днем прибывало обитателей. Сперва приезжали люди из чужих мест, у них и говор был другой, и одеты они были не по-здешнему, но вот в последние дни среди приезжих Имрих стал встречать и знакомые лица из соседних деревень и поселков, из имений. В отличие от чужаков, селившихся в основном на верхнем конце поселка, местные получили дома на нижнем, ближе к хутору Бенё. Первый дом с краю занял тот самый малорослый батрак из здешнего имения, с которым Имро вместе работал на сахарном заводе.

В эти дни, когда в поселок прибывали новые жители, Имро сидел дома по большей части один. Гильда все чаще уходила в деревню к больной матери. Когда Имро попытался объяснить жене, что ему тоскливо дома без нее, поднялась такая свара, Гильда обрушила на него столько оскорблений, что больше он уже не осмеливался возражать против ее отлучек. Осознав свой перевес в супружеской ссоре, Гильда всячески давала Имриху почувствовать это. В последующие дни она не только продолжала уходить из дому, но не возвращалась и на ночь. Имрих в таких случаях утешал себя мыслью, что она ночует у матери, не отваживаясь спросить, где же она ночевала на самом деле.

Одиночество Имро коротал как умел. Когда морозный ветер высушил последние лужи и скрепил дороги, Имро отправился в рощу за дровами. Сухостой и крупные сучья он вытаскивал на опушку, скреплял в вязанки и медленно, шаг за шагом тащил, впрягшись в лямку, пока не притаскивал к хутору.

Мелкий хворост он не собирал, хотя его в роще было немало. Он верно рассчитал, что наступившие холода рано или поздно погонят новоселов за топливом. Так оно и вышло.

Он встретил в роще детей бедняка батрака… Они испугались его и убежали, но, убедившись, что испугались напрасно, вернулись и продолжали собирать хворост неподалеку от него.

Имро некоторое время наблюдал, как они, дрожа от холода в ветхой одежонке, притопывают ногами и дуют на коченеющие руки, потом подошел и сказал:

— Хворост быстро сгорает, собирайте на дрова сучья потолще, собирайте, покамест еще есть.

— А можно? Нас не заругают?

— Я уж много лет собираю, и еще никто меня не ругал, — успокоил их Имро.

— А чей это лес? — спросил старший из ребят.

— Чей? — задумался он. — Государственный. Принадлежал государству, тому, которого уже нет, — заключил он.

— Ладно, будем собирать дрова потолще, — обрадовались дети.

— Все равно они сгниют без толку. А так люди согреются, — проговорил Имрих скорее сам себе.

Дети разбежались по сторонам, но толстых сучьев им не попадалось.

— Идите за мной, — позвал их Имрих. — Тут нечего искать, тут уже все собрано. Пойдемте, я покажу вам место получше. — И он повел детей за собой.

Они набрели на вывороченное дерево. Он помог им вынести его из рощи, посоветовал, как лучше тащить дальше, немного проводил.

— В следующий раз приводите с собой и отца, это работа для мужика, не для ребятишек, — крикнул он им на прощанье.

Все труднее становилось Имриху находить общий язык с женой. Если Гильда не уходила в деревню, то, сложа руки, молча сидела в углу, несмотря на то, что дел и во дворе и в хате было полно.

Она ничего не варила, хотя Имрих робко подавал голос, что охотно поел бы какой похлебки. Она всякий раз грубо обрывала его и редко готовила горячее.

Выпал первый снег, под тонким белым покровом все вокруг сразу похорошело. Повеселела и Гильда, и Имро понадеялся, что они снова заживут, как прежде.

— Я в деревню, — объявила она как-то поутру, и он лишь кивнул.

Едва Гильда ушла, Имрих отправился, как обычно, во двор — накормить живность, что была у них, и прибрать немного.

Не успел он управиться, как Гильда примчалась назад.

Она ворвалась в кухню, но, не найдя там мужа, выбежала во двор.

— А, вот ты где! — воскликнула она, когда он вышел из сарая.

— Что случилось? — испугался он.

— Что случилось, что случилось, — передразнила она его. — Случилось то, что и должно было случиться. На хуторе Речного появился новый владелец! Ты удивляешься, да? — добавила она язвительно, готовая насквозь просверлить Имро глазами.

— В самом деле? — сказал он, как будто бы даже и не очень удивленный.

— Говорила я тебе — ходи, добивайся, докучай господам и всякому там начальству, только ты… где тебе…

— Ты знаешь, что мне ответили. Мол, даже не всем многодетным семьям хватило, куда ж нам… — смиренно толковал он.

— Многодетным семьям, да? А знаешь ли ты, дурень, кто переселяется в дом Речного? — фыркнула она злобно.

— Кто?

— Кароль Орсаг со своей кралей. Не успели пожениться, уже — нате вам, пожалуйста, домина.

Он не нашелся, что возразить.

— Теперь помалкиваешь, притих, — издеваясь, продолжала она. — Ступай делай что-нибудь, расстарайся чего для семьи!

— Да что я могу сделать? — пожал он плечами.

— Ты воображаешь, что я в этой гнилой дыре до самой смерти буду торчать! — взорвалась она. — На краю света, у черта на рогах, вдали от людей? Плевала я на все это!

— Перестань.

— Не перестану. Я поняла уж, что ты ни на что не способен, с тобой только умом тронешься! Мои дети померли бы тут с голоду, — вопила она уже не помня себя.