В тени шелковицы

— Не спеши, побудем еще тут. — И он легонько опрокинул ее назад в солому. — А ты не забыла, как это делается, — одобрительно усмехнулся он, — ей-богу, мне с тобой лучше, чем бывало прежде.

Питё погасил окурок, отбросил подальше от скирды, проследив, где он упадет, и прижался к Гильде.

— Погоди, оставь меня. Мне правда плохо, мутит, — призналась она наконец, и он поверил.

— Пойдем пройдемся немного, — предложил Питё и помог ей подняться.

— Нет, в имение не надо, — попросила она, когда он повернул к огням костров. — Лучше туда, — указала она в противоположную сторону, к роще.

Он довел ее до криницы. Она хмелела все больше и с трудом сохраняла сознание, но все же стыдилась перед ним и как могла сдерживала рвоту, упрашивая его отойти.

— Ступай, ступай, дальше я пойду одна, — отсылала она его прочь, опустившись на знакомый желоб.

Сперва он не хотел уходить, но она умоляла его так настойчиво, что он наконец послушался.

— Ладно, но я вернусь, жди меня, — сказал он и исчез в темноте. Едва он отошел, она свалилась на землю рядом с желобом, и ее начало отчаянно рвать.

14

Во дворе имения горели костры. Вокруг них на лавках из наскоро обструганных досок сидели бабы, молодежь. Позади сидевших стояли мужики; играл гармонист, все пели, а дальше, куда не доставал свет костров, рыдала скрипка, видимо, в руках какого-то цыгана из Лук, и хор мужских голосов, среди которых слышно было и несколько женских, изливал душу в тоскливом жалобном тремоло.

Имрих соскочил с коня, передал кому-то повод и поискал глазами Гильду, Штефана, Иолану или хоть кого-нибудь из знакомых.

У ближнего костра их не было, он побрел дальше, но и там не нашел никого. Ну и народищу привалило, подумал он. И в самом деле, сейчас тут сидело, стояло и толкалось куда больше народу, чем днем.

Видать, наши дома, решил он и побрел к сестриному дому.

Иолана возилась у плиты. Когда он вошел, она быстро обернулась и спросила:

— Ну, поел?

— Нет.

— Иди скорей к котлу, там для вас оставили гуляш и вино.

— Пойду, только сперва переоденусь. — И он торопливо сбросил с себя наряд.

Одевшись в свое, спросил сестру:

— Гильду не видела? Она домой не пошла еще?

— У тебя одна Гильда на уме!

— Я и Штефана не видел.

— Там он где-нибудь, — махнула рукой Иолана и засмеялась.

— Чего смеешься?

— Гильда твоя малость перебрала. — Иолана захохотала еще пуще. — Смотри, как бы где не свалилась, еще простудится.

— Ты что? Напилась она?

— Хлебнула без закуски вина и давай хихикать будто коза. Потом к ней Питё подсел, да ты знаешь его, этот конопатый из ихней деревни, принес с собой бутылку крепкого и угощал всех подряд.

— И Гильду?

— Ну да, ее больше всех.

— И она пила?

— Еще как!

Имрих внимательно посмотрел на сестру — не разыгрывает ли она его? Но Иолана была серьезна.

— Пойду поищу, — пробормотал он и вышел из кухни.

На дворе веселье было в разгаре, все угощали друг друга, почти у всех в руке была либо стопка, либо бутылка.

Имрих сперва заглянул в угол, где надрывалась скрипка.

В самом конце двора на старой телеге стоял, широко расставив ноги, цыган и наяривал с таким вдохновением, словно играл в честь создания цыганской державы.

С краю телеги, в объятиях приятеля, сидел Штефан.

— Привет, Имришко, привет, — поздоровался он. — Ну как, нагнали на них страху? Хорошенько напугали?

— Поди-ка, — позвал его Имрих.

— На вот, выпей, — протянул ему бутылку Штефанов приятель. — Да пей же! — крикнул он, видя, что Имрих медлит.

— Ладно, давай. — Имро глотнул прямо из горлышка раза три и вернул бутылку хозяину.

— Садись, — указал Штефан место возле себя.

Имрих присел.

— Слышь-ка, ты Гильду не видел? — потихоньку спросил он шурина.

— Видел, как свечерело. Уж она дала себе волю. Говорил я тебе, ты меня не слушал, — укорил его Штефан.

— Где ее искать? — проговорил Имро упавшим голосом.

— На кой дьявол тебе сдалась такая баба? От нее ни днем, ни ночью покоя нет. А выдохнешься ее ублажать, сразу станешь старым хрычом, она же будет в самом соку. — Как всегда, выпив, Штефан упрекал Имро за женитьбу на Гильде. — Осел ты, больше ничего!

— Я пойду. — Имро поднялся.

— Не обижайся, я ведь тебе добра желаю, — крикнул вслед ему Штефан, но Имрих не остановился, и Штефан, махнув на него рукой, снова обнялся с приятелем.

Ночь была холодная. Имрих еще потолкался по двору в поисках Гильды, да все напрасно.

Отчаявшись, он вышел со двора и зашагал к дому.

Снедаемый ревностью, он медленно брел по шоссе, скрипел зубами, стискивая кулаки и отгоняя от себя назойливые видения, в которых Гильда рисовалась ему в наихудшем свете. Он пытался подавить внезапно охватившую его ненависть, но тщетно — она бушевала в нем, вздымалась волнами, хватала за горло, душила.

Он шел мимо домов старожилов. Несмотря на поздний час, во многих хатах горел свет, у порогов в темноте мигали огоньки сигарет.

Все веселятся, один ты тащишься в ночи и воешь, будто бродячий пес, трясешься от холода и злости, то жалеешь, то презираешь себя, мечтаешь о чистоте, упрекая в нечистых делах других, а по какому праву? Ответа он не находил.

Сплюнув, Имро прибавил шагу и попробовал ни о чем не думать.