Они вышли во двор. У ворот уже выстраивался отряд — десяток возбужденных парней, тоже наряженных в народные костюмы, подскакивавших в седлах. Среди них выделялся заносчивым видом предводитель отряда двадцатипятилетний Каролько Орсаг, сын богатого мужика из Брежков, известный бузотер и бабник. Не было в округе гулянья, на котором Каролько со своими дружками не устроили бы какой бучи.
Каролько гордо восседал на собственной лошади, да и остальные конники, по большей части холостые парни из богатых домов, прибыли верхами на своих лошадях.
Остальные разряженные участники шествия дожидались лошадей — их уже выводили из конюшен.
Имро достался резвый гнедой жеребец. Раздобыли ему где-то и седло. Когда Имрих вскочил на коня и оттуда, с высоты, оглядел знакомые и незнакомые лица внизу, он осознал важность момента, уверенность в себе окрепла, он улыбнулся и, отыскав взглядом Гильду, помахал ей.
И она с гордым видом, помогая себе руками, объясняла что-то Иолане и другим женщинам, обступившим ее и с явным интересом слушавшим ее рассказ.
Из конторы во двор вышел управляющий с венгерским флагом в руках и протянул его Каролю.
Кароль, уперев древко в кожаное седло, развернул флаг и дал знак трогаться.
Под ликующие крики собравшихся граждан кони двинулись вперед, но, выехав на шоссе, несколько умерили шаг, потому что навстречу им от реки ехал грузовик, крытый брезентом.
Лошади, отступив к обочине, пошли шагом. Поравнявшись с ними, шофер немного притормозил. В кабине сидел дорожный мастер Шланк, а рядом — пани Эма! Кузов был битком набит, брезент даже распирало.
Затем отряд перешел на рысь, направляясь в поселок колонистов у рощи.
Проехав через рощу, всадники разобрались по трое и, растянувшись по дороге, с Каролем и флагом во главе легким танцующим шагом проследовали туда и назад мимо домов колонистов. Кароль махал флагом, остальные дружно скандировали:
— Проволочники, вон! Проволочники, вон!
Вернувшись к роще, они перестроились и марш свой повторили, теперь, правда, лошади шли рысью, поэтому крики были слышны уже не так отчетливо.
Они повторили все еще в третий раз, галопом промчались через поселок, дико улюлюкая и крича уже что-то совсем неразборчивое, и исчезли в роще.
Так они объехали все окрестные поселки колонистов и вернулись в имение уже ночью. Пиршество было в самом разгаре.
13
В тот момент, когда Имро, сидя в седле, помахал Гильде, которая с гордостью улыбнулась ему, она и не подозревала, как еще все обернется, и получится совсем не то, что мысленно представляла себе. Ей хотелось, чтобы в этот памятный день произошло что-нибудь необычное, но она ни сном ни духом не ведала, что тут вот, в имении, встретит Питё, будет с ним попивать паленку, веселиться, беситься, пока наконец не позволит ему увести себя подальше от людей, начисто забыв о своих замыслах, которые она вдалбливала Имро.
Когда отряд конников отбыл, она еще постояла, поболтала с бабами, строя планы насчет блестящего будущего, открывавшегося перед ними.
Потом они с Иоланой пошли к котлам, где кухарки стряпали праздничный ужин, но помощь их отвергли, потому что толкущихся у костров было более чем достаточно.
Иолана отправилась домой, где ее ждали дела, а Гильда вернулась в имение.
Одни мужики носили дрова, другие сбивали временные лавки. Вскоре запылали костры.
Откуда ни возьмись появились бутылки с вином, и Гильда опрокинула две стопочки. Подсев к костру, она шутила и пела вместе со всеми.
Смеркалось, а конники все не возвращались. Гильда подумала — не зайти ли к золовке и там дождаться Имро, но как-то не хотелось покидать веселье.
И тут она увидела Питё совсем рядом, так близко, что разглядела веснушки на его лице. Он протянул ей бутылку, и она без колебаний отпила из нее. Паленка была крепкая, и все, попробовавшие ее, громко нахваливали напиток и похлопывали Питё по плечу.
Гильда отхлебнула еще два глотка, а позже, когда принесли еще вина, выпила снова. Расположение духа у нее было отменное, и она даже не помнила, когда встала с лавки и побрела с Питё куда-то в темноту.
Он крепко обнял ее за плечи и торопливо повел мимо конюшен, складов и сушилки для кукурузы.
Шум со двора доносился все тише. Питё начал ее раздевать еще по пути к скирде соломы, темневшей впереди.
— Вот я и здесь, — задыхаясь шептал он, кусая ее грудь.
— Ах ты негодный, теперь я хороша для тебя, — негромко упрекнула она его. — Почему ты бросил меня тогда, оттолкнул от себя? — чуть слышно шептала она, потом замолчала, тяжело дыша в ожидании предстоящего…
— Ничего я тебя не отталкивал, просто дурак был, молодо-зелено, — успел еще сказать он, и потом уж за него говорили только его руки и страстные губы, говорили то, что ей хотелось знать.
Потом они лежали неподвижно на соломе, и мир вокруг кружился вместе с ними.
Спутник Гильды приподнялся на локтях и, не заботясь о том, что от искры может вспыхнуть солома, закурил.
Она попыталась привести в порядок мысли, но они не подчинялись ей.
Он курил, молчал, глядя куда-то перед собой.
Она привстала на колени, оправила одежду.