В тени шелковицы

— Даже если это и удастся, все равно будет поздно, — возразил Регор. — Вода затопила места, где раньше никогда не бывала, сколько убытков, сколько слез…

Парень только кивнул головой.

Оба молчали, пока не стали приближаться к Нитре. Тут шофер спросил:

— Дяденька, а куда вы едете? Вы мне так и не сказали, где вас высадить?

— Да мы еще долго поедем вместе. Когда переправимся по мосту через Бебраву, скажу, куда мне надо.

— Так, значит, вы почти к нам! — воскликнул шофер.

— Да.

— У вас там родные?

— Свояк. К ним уехала вчера моя жена, — ответил Регор. — Автобусом.

— Ага, — протянул парень.

— А знаешь, ведь я возвращаюсь в свой родной край, — вдруг разговорился старик. — Я уехал отсюда лет сорок назад, мне годов было столько же, как и тебе. Мы тогда создали тут, на острове, колонию.

— Вот оно что, — понял шофер.

— Да.

Они петляли по улицам Нитры, за городом Регор попросил шофера остановить машину.

— Хочу посмотреть, как там мои овцы, — добавил он.

Грузовик остановился, и оба вышли из машины. Парень расправил плечи и потянулся, Регор взобрался на прицеп.

— Все в порядке, — сообщил он, но спустился не сразу, о чем-то поговорил с овцами, погладил и успокоил их.

Двинулись дальше, и Регор, усталый, задремал. Вздрогнув, он осмотрелся, пытаясь сориентироваться.

— Вздремнули? — спросил шофер и добавил: — Мы уже за Топольчанами.

— За Топольчанами? Слава богу, не проехали.

— Да не бойтесь, я бы вас разбудил.

— Спасибо.

— Смотрите, вон мост через Бебраву, — заметил шофер.

— И вправду, — шепнул Регор и растерянно заговорил: — Знаешь, эта деревня, куда я еду, немного в стороне от автострады. Километра три, не больше. Не знаю, как ты… если бы ты меня туда подбросил, было бы здорово…

— Скажите, когда свернуть, — прервал его парень.

— Скажу, обязательно скажу, — пообещал Регор. Они ехали еще минут десять, когда старик воскликнул:

— Вон поворот! Направо! Видишь?

— Вижу, — спокойно ответил шофер, сбавил скорость, включил мигалку и повернул направо.

От перекрестка дорога пошла в гору. Мотор работал натужно и гулко, Регор подумал, что вовсе не стоило обременять парня, он мог бы добраться до места и пешком… Ему было неприятно пользоваться добротой этого уставшего человека.

Добрались до вершины холма, перед ними раскинулась равнина, на другом ее конце поднималась к небу башня костела. За костелом дорога круто шла вниз, а здесь по обеим ее сторонам тянулись дома, до самого спуска в долину.

У костела Регор попросил остановить машину.

— Я здесь выйду, — сказал он. — Вниз тебе ехать не надо, а то негде будет развернуться.

— Как хотите, — согласился с ним парень.

Он высунулся из кабины, пытаясь определить, как удобнее свернуть на боковую дорогу, ведущую от костела в сторону кладбища.

Медленно и уверенно, сложным маневром он развернул свою огромную машину и остановил ее на обочине дороги.

— Вот мы и на месте, — заметил он, выскочил из кабины и опустил борт. Овцы спускались с платформы гораздо резвее, чем поднимались.

Шофер протянул Регору руку и пожелал всего доброго. Едва старик успел поблагодарить его, как того и след простыл.

Регор еще постоял на шоссе, провожая взглядом удаляющуюся машину, потом повернул к деревне. Доску с собой уже не потащим, подумал он и бросил ее в кустарник за кюветом. Нарвал травы и обтер пучком облепленные грязью сапоги. Закинул рюкзак за спину, нахлобучил шапку и гордо зашагал впереди своего стада вниз по дороге — свояк жил в долине. Палка постукивала в такт шагам. Он был энергичен, бодр, будто и не переживал этой страшной ночи.

Небо над головой было совсем голубое, солнце светило прямо в глаза, так что он надвинул шапку почти до бровей.

Перед костелом он встретил празднично одетых старух. Идут к мессе, подумал он и вспомнил те давние времена, когда и он поднимался по склону в костел; вспомнил лицо матери, лица других людей.

Он поздоровался со старухами и сошел на обочину дороги. Перед ним лежала долина. Дорога вилась среди домов и исчезала в противоположной стороне на лесистом склоне.

Вверх по дороге, навстречу ему, направлялось много празднично одетых людей. Что такое, спрашивал он себя, какой-нибудь церковный праздник? Господи, да ведь сегодня же воскресенье! Он ударил себя по лбу и тут же спохватился, что сам идет, как нарочно, в грязной, замызганной, мятой одежде.

Да ведь я не с бала, повторял он себе в утешение. Привел овец, хотя их оставили на погибель, а я их спас, я и тот парень, что так быстро уехал. А сейчас мы в краю, где овец любят и ценят.

И он спокойно продолжал идти во главе своего стада. Навстречу ему попадалось все больше и больше народу, не только старухи, шли люди среднего возраста и даже молодежь. Празднично одетые жители зажиточного подгорного села, сытые и довольные, очень мало похожие на тех, кто жил здесь в канун сороковых годов, с любопытством поглядывали на высокого худощавого старика, одетого хуже бродяги. Одни вслух отпускали замечания по поводу его одежды, другие лишь криво усмехались, парни и девушки расхохотались откровенно, да так заразительно, что скоро смеялись уж все — и молодые, и старые.