В тени шелковицы

Некоторое время оба молчали. Потом шофер запел песенку. Веселую, озорную песенку о молодой цыганке с пышными бедрами. Седой раньше слышал эту песню, он пытался вспомнить, где и когда это было, но так и не припомнил. Лихая песенка развеяла мрачное настроение, он заулыбался и внимательно посмотрел на водителя. Смуглолицый, густые черные волосы кудрявятся на затылке. Возраст сразу не определишь, судя по волосам, вроде бы молодой, а морщины по всему лицу и какая-то безнадежная усталость в глазах говорили другое. В конце концов Седой решил, что шоферу не больше сорока.

— Возвращаетесь? — спросил шофер до того неожиданно, что Седой вздрогнул.

— Да.

— Что так поздно?

— В больнице пролежал.

— Что-нибудь серьезное?

— Ногу сломал.

— Как это вас угораздило?

— На мотоцикле. В ночь с шестого на седьмое июля наехал на трактор с прицепом. Стоял без стояночных огней… Подобрали меня только утром. Молоковоз, — рассказал Седой.

— А этого нашли?

— Кого?

— Да тракториста.

— Да, на другой же день.

— И то ладно.

— Нога не сгибается, коленный сустав поврежден. Надоело валяться в больнице, все равно лучше не будет. Да и врач так сказал. Хорошо еще, не пришлось совсем отнять, — говорил Седой, потирая рукой левое колено.

— Считайте, вам повезло, могло кончиться хуже, — сказал шофер. — А этот тракторист, как с ним поступили?

— Не знаю, — ответил Седой. — Он говорит — не заметил, что я врезался в прицеп, и поехал дальше как ни в чем не бывало.

— А может, и правда, — заметил шофер. — Конечно, за огни ему влетит.

— Он ссылается на то, что лампочек не достанешь.

— И верно, не достанешь. Много чего невозможно достать, — сказал шофер.

— Я и сам знаю, ведь у меня был мотоцикл. Только моей ноге от этого не легче, — пожаловался Седой.

— Само собой, — согласился шофер. Потом спросил: — Вы с какого года?

— С двадцать третьего.

— С двадцать третьего? Я тоже!

— Вот дьявольщина! — удивился Седой, взглянув на шофера. — Я думал, вы моложе.

— Это из-за волос, — усмехнулся шофер и покосился на седины своего спутника.

— Я с тридцати лет начал седеть, — сказал Седой.

— Ничего не поделаешь, небось в роду так? А я зато с зубами маюсь, — признался шофер.

— В роду нормально, — сказал Седой. — А из-за наводнения я вконец поседел. Слушал сообщения по радио и день ото дня седел.

— Охотно верю, — подтвердил шофер. Оба опять умолкли.

Дорога, которой они ехали, вилась среди свежевспаханных полей. Петляла без видимой надобности то влево, то вправо, огибала ямы, через которые пара пустяков перекинуть немудрящий мосток, шарахалась в сторону от малейшего пригорка.

Уже накануне солнце спряталось за тучи, а то и подальше, не дай бог. Небывало погожая осень, похоже, подходила к концу. Великодушие природы очень выручило людей, иначе не управиться бы с делами.

Но сезон дождей был не за горами. Ревматики всеми своими суставами уже чувствовали его приближение. И не щадя сил налегали на работу. Седой тоже почуял близкое ненастье.

«Хоть бы с фундаментом управиться», — мысленно говорил он себе, подозрительно косясь на небо.

Седой понимал, что в одиночку много не осилить, подвела нога. Одно время он вообще сомневался, стоит ли возвращаться в деревню. Может, он так и осел бы там в городе на севере, да спугнула женщина, которая начала обхаживать его в больнице. Она разносила еду лежачим больным и каким-то образом пронюхала, что он не женат. Кормила его по-княжески, суп всегда — сплошной навар, куски мяса — отборные. А вскоре и намекнула, что у нее на уме. «Черта лысого!» — спохватился Седой и стал бдительно следить, чтобы дело не зашло слишком далеко. Он выжидал удобный момент. И как только эта женщина взяла три дня отпуска, он немедля выписался из больницы.

Они подъехали к каналу. Шофер снизил скорость до минимума и осторожно переехал по деревянному мостику. Не менее осторожно пришлось ехать и первые сто метров по ту сторону канала: часть шоссе была смыта водой, и машины ходили по временной насыпи из глины и щебня, которую сразу после наводнения соорудили солдаты.

Но вот под колесами оказался более твердый грунт, и шофер прибавил газу. Немного проехали по главному шоссе, а потом свернули на луг и направились к видневшимся вдали тополям.

Впрочем, скоро они снова попали на каменистую дорогу, которая шла параллельно главному шоссе. Человеку нездешнему ни за что не догадаться, зачем две дороги проложены одна подле другой. Седой, однако, знал, что вторая дорога осталась с тех пор, как лет двадцать назад здесь пролегало старое шоссе.

— Шоссе асфальтируют, вчера пришлось час ждать, пока разрешили ехать дальше. По этой верней, неохота опять там загорать. Мне еще раз надо съездить в Новые Замки, черт бы все побрал! Спать хочется, — заговорил шофер, зевнул и продолжал: — Не упомню такой горячки, у меня уже терпение лопается. Хоть бы выспаться наконец как следует.

Седой не отозвался.

— Четвертую неделю без выходных, без праздников. Проклянешь и заработок! Как только машина выдерживает…

— А хорошо платят?

— Сносно, — ответил шофер. — Заслуженные деньги, могу вас заверить!

Седой не отозвался.