В тени шелковицы

Через его плечо я посмотрел на карту. Там, куда он показывал пальцем, вилась голубая линия. Река в этих местах петляла то вправо, то влево, то вперед, то назад.

— Трогай! — Мне уже не терпелось.

Мы проехали мимо кладбища, мирно дремавшего среди новостроек; говорят, оно переполнено, но за солидную мзду всегда находится местечко еще для одного покойника. Миновали длиннющие ряды гаражей, потом крошечные садовые участки, где спозаранку пчелиным роем копошились горожане.

Миновали железнодорожный переезд, и нас поглотила придунайская низменность.

Был разгар жатвы, в такую пору деревни обычно как вымерли. Но канцелярию национального комитета мы нашли без труда и без провожатых. Она помещалась в старом здании в центре села, а вывеска над входом красноречиво довела до нашего сведения, что, кроме национального комитета, здесь имеют резиденции и другие органы власти.

Мы высадились из машины и подошли к дверям. Они были заперты, тогда мы обогнули здание и в приоткрытые ворота вошли во двор с другой стороны. Какой-то старик, как выяснилось впоследствии, служащий национального комитета, окапывал цветы на клумбах.

— Спроси его, может, он что знает, — скомандовал мне Томаш после того, как старикан ответил на наше приветствие.

Я представился старику и объяснил ему причину нашего визита.

Старик задумался, покачал головой и долго втолковывал мне, что мы заблуждаемся.

— Да переводи ты, — сказал Томаш. — Что он говорит?

— Он говорит, что хуторов здесь хватает. А к юго-востоку их еще больше. Некоторые дома уже развалились, прежние хозяева умерли, а наследники давно потеряли надежду обратить свое наследство в деньги…

— Как раз то, что нам нужно, можно будет купить по дешевке, — вставила Марта.

— Но про хутор «Борьюш», говорит, ему ничего не известно, — продолжал я. — Когда-то здесь жил человек с такой фамилией, но это было еще до войны, и его усадьбу теперь найти мудрено. Если дом и цел, то дорога к нему давно заросла ивняком, травой и терновником.

— Спроси, в какую сторону ехать, — сказал Томаш.

— Он говорит, что был там только однажды. Вряд ли, говорит, удастся отыскать этот хутор, и тогда-то к нему вела не дорога, а узкая тропка в кустах, которые теперь наверняка стали высоченными деревьями, — перевел я ответ старика.

— Черт-те что! Человек, который мне это посоветовал, говорил, что хутор называется «Борьюш». Там, дескать, два дома. Один пустует, а во втором живут чудаковатые старик со старухой, пасут коз и крадут с деревенских полей кукурузу, — рассказал Томаш.

Я стал совещаться со старцем.

— Как зовут того человека, который тебе все это наговорил? — спросил я Томаша.

— Откуда я знаю, я и видел-то его один раз, — ответил Томаш.

— Да и то под мухой, — заметила Марта.

— В пятницу я был в погребке, и он к нам подсел. Ты же видишь, он не выдумывал, доля правды тут есть, и старик это подтверждает, — сказал Томаш Марте, но ей все это уже действовало на нервы.

— Ты же говорил, что верняк. Дескать, состоится «сделка века», — съязвила Марта.

— Купим другой дом, сама видишь, тот мужик не врал, — не сдавался Томаш.

— Да мужику лишь бы выпить на дармовщинку, а ты и попался на удочку, — парировала Марта.

— Ну, по его виду я бы этого не сказал. Просто он перепутал название хутора. Наверное, не «Борьюш», а как-нибудь иначе, — сказал Томаш.

— Там видно будет, — заключила Марта.

— Спроси его, может, он поедет с нами, — предложил Томаш. — Если он нас туда проводит, мы ему заплатим.

— Куда проводить-то? — спросил я, сбитый с толку.

— К тем двум старикам, которые воруют кукурузу, — сказал Томаш.

Я снова обратился к служащему национального комитета и объяснил ему, что произошла путаница и хутор, видимо, называется не «Борьюш», а по-другому, да и дело не в названии, нам важно добраться до двух заброшенных домиков у реки.

Старик подтвердил, что такой хутор действительно существует, он-де там давно не бывал, но, вероятно, сумеет найти. И с удовольствием поедет с нами — по крайней мере взглянет, как там дела.

У почты мы свернули с асфальтированного шоссе на проселок. Однако это была не совсем обычная проселочная дорога — шириной не меньше пяти метров и засыпанная мелкой щебенкой. Да и грунт под щебнем достаточно твердый. Старик сообщил, что сельхозкооператив засыпает дорогу щебенкой каждую весну, как только сойдет снег с полей.

По обе стороны дороги росли акации. Их ветви сходились высоко над дорогой сплошным зеленым сводом, который защищал от жгучего июльского солнца. Дорога шла точно на юг, никуда не отклоняясь, прямая, как по линейке.