В тени шелковицы

Бенедикт пришел в ярость, повыбрасывал из сундука женины вещи и велел ей убираться ко всем чертям. Это случилось в сумерки. Когда заплаканная старушка пришла к отцу Вендела, уже совсем стемнело. Вендел, ему было тогда восемнадцать лет, предложил пойти к Бенедикту и вправить ему мозги. Но та попросила только сходить за вещами и сказала, что собралась уезжать. Жена Бенедикта переночевала у них, а утром отец Вендела запряг лошадь и отвез старушку на станцию. Она уехала к своей старшей дочери далеко в горный край, туда, где не растет кукуруза. В долину она так и не вернулась. Не прошло и года, как она там, у дочери, умерла.

После отъезда жены Бенедикт надеялся, что Ольга бросит мужа и переселится к нему. Он понимал, что его бедная изба не может сравниться с богатым крестьянским домом. И все же был уверен, что Ольга переберется к нему навсегда. Чтобы повлиять на ее решение, он надумал отремонтировать свою избушку. Начал с крыши. Заказал в городе волнистый шифер и, как только его привезли, взялся за дело. Посбрасывал с одной половины крыши сгнивший камыш и заменил его шифером, потом начал делать вторую половину. Но тут на него посыпались другие заботы. Он оставил все, как было, и никогда уже не закончил свой ремонт.

Да, заботы пришли, а он их не ждал. Его вторая молодость приближалась к концу. В феврале он в первый раз дал осечку. Напрасно Ольга домогалась своего, он не в силах был ей ответить.

Иногда ему еще удавалось с грехом пополам ублажить Ольгу, но однажды все как отрезало. Трубка угасла навсегда.

Ольга раз или два еще с ним встретилась. Но ничего, кроме заигрываний, больше не получилось. А Ольгу это вовсе не устраивало. Как только она поняла, что старик выдохся, она отшила его за ненадобностью. Напрасно выклянчивал он ее нежность. Напрасно просиживал целыми часами в кустах недалеко от ее двора. Ольгу раздражала его назойливость, и в конце концов однажды она науськала на него собак.

Больше он к ней не заходил. На улице тоже не показывался. Целыми днями лежал в избе, и только ночью выходил подышать воздухом. Казалось, он слегка помешался. Если кто-нибудь с ним заговаривал, он бредил только Ольгой. И даже спустя много лет она одна была у него на уме. Бедняга Бенедикт.

И снова пришла весна. Венделу исполнилось восемнадцать, и эти его восемнадцать лет безжалостно требовали своего. Никакого снисхождения к Венделу: что им было за дело, что парень живет на хуторе и далеко вокруг нет ни одной другой женщины, кроме грешницы.

Мать у Вендела умерла очень молодой, но успела запечатлеть в его детской душе свои представления о добре и зле. Она была верующей в настоящем смысле этого слова. Она не высиживала целыми днями в костеле. Да и как бы она это делала, если ближайший католический костел находился в двадцати километрах! Она носила храм божий в душе. И сыну сумела внушить, что все поступки, которые человек собирается свершить, нужно сначала проверить божьим помыслом. По ее представлениям, «божьим помыслом» и был внутренний голос, который звучит в душе того, кто остается человеком, когда свершает поступок. Да, по ее мнению, это тот тихий голос, что называется совестью.

Вендел пошел характером в мать и поэтому унаследовал ее взгляды на жизнь. Так же, как и мать, Вендел не призывал бога-идола, не поклонялся мертвым алтарям. Его не ошеломил звон серебра. Уважение, которое он оказывал богу, было, собственно говоря, уважением к древним законам предков. И благодарил он за все, что помогало победе добра и делало человека человеком.

Вендел становился мужчиной. И Ольга это заметила. В обычных условиях опытной женщине, какой Ольга, без сомнения, и была, не понадобилось бы много времени, чтобы вскружить голову парню его возраста. Она бы уж позаботилась, чтобы его бросило в дрожь при виде ее наготы. Только Вендел оказался крепким орешком. Он не остался равнодушным к ее вызывающей дерзости, по ночам его донимали соблазнительные видения. Но он сопротивлялся. Его душевная совестливость и естественная тяга мужчины к женщине сошлись в смертельном поединке. Этот поединок продолжался долгие месяцы, и результат все время колебался. Но Ольга была уверена, что время работает на нее.

Она придумывала самые хитроумные ловушки, но добыча ускользала. Через некоторое время Ольга заметила, что в борьбе с этим мальчиком ей уже не важны ни ее престиж и удовлетворение женского тщеславия, ни даже месть Штефану. Она поняла — дело в чем-то гораздо большем. Это не только телесная тяга к девственнику, в ней проснулось более глубокое чувство, и дело было не в потребности физического удовлетворения, во всяком случае, оно не играло главной роли. Как говорится, Ольга затосковала по сердечной гармонии. Но, по ее представлениям, путь к этой гармонии лежал только через постель.