На следующее лето с отцом Вендела случился удар. Долго он не мучился. На Вендела легли все заботы по обширному хозяйству. Он гнул спину от восхода и до заката. Эти недели, полные печали и труда, помогли Венделу избавиться от мыслей о мирской суете. Смерть отца была будто указующий перст божий: видишь, человече, чем все кончается. Видишь, сколь низменны твои страсти, сколь они бренны и сколь глупо полагаться на них. Жалкий человек, не гонись за мимолетными мгновениями, ищи высших целей.
Жестокость внезапной смерти его отца произвела впечатление и на Ольгу. Она покинула поле боя, признаваясь себе, что первую схватку проиграла. Осенью Венделу надо было идти в армию, времени оставалось не так уж много.
В конце лета на хуторе появились представители кооператива из деревни за болотами, с ними пришли какие-то люди из района. Они убеждали хуторян вступить в кооператив, а то ведь работают как каторжные, и никакого толку. Барталы и слышать не хотели ни о каком кооперативе, зубами и когтями держались они за свое хозяйство. И даже младший Штефан, равнодушный ко всему на свете, отверг предложение агитаторов. Но Вендел заявление подписал.
— Ты предатель! — кинул ему в лицо на другой же день старый Бартала.
— Почему это я предатель?
— Он еще спрашивает?!
— А что я должен делать? Мне через месяц в армию, кто тут позаботится обо всем?
— Мы бы позаботились.
— Вы?
— Ну да, — кивнул старый Бартала.
— Вы и со своим-то еле справляетесь.
— Был бы жив отец, он бы вбил тебе ума в башку, — вздохнул старик и ушел.
Вендел свел коров и лошадей в кооператив. Свиней продал. Удалось продать и кое-что из сельскохозяйственного оборудования. А когда он выручил немного и за сданное зерно, то с такой кучей денег уже меньше боялся армии.
Последний месяц свободы он использовал как следует. Не делал ничего, кроме самого необходимого, целыми днями валялся на кровати, а когда хотел есть, шел в курятник, резал курицу и варил. Каждый день он сворачивал шею курице или подросшему цыпленку. В будни и праздники объедался мясом, но так и не успел уничтожить всю живность. Когда пришла повестка, во дворе кудахтало и гоготало еще много птицы.
Служить его отправили далеко. Через три месяца он попал в автомобильную катастрофу и долго валялся по больницам. Наконец переломы ног срослись, рваные раны на голове затянулись. Но Вендел уже не был таким парнем, как раньше. У него постоянно болела голова, и его не оставляла мысль, что во время всех этих операций его обокрали — будто врачи повынимали из головы что-то самое главное. Ему казалось, что у него не настоящая голова, как у всех людей, а так — скорлупа от пустого яйца. Для службы Вендел уже не годился.
На хутор он вернулся осенью. Вернулся худой, бледный, изменившийся до неузнаваемости. Отпер двери родительского дома и вошел. На первый взгляд ничего не переменилось. Все вещи были на своих местах. Никто не воспользовался долгим отсутствием хозяина и не растащил их.
Духота непроветренного помещения навалилась на Вендела, так что он даже отшатнулся под ее напором. Быстро распахнул все окна, устроил сквозняк и вышел в сад.
Цветочные клумбы, за которыми и после материной смерти отец заботливо ухаживал, затянул бурьян. Дорожки сузились, заросли травой, и Вендел подумал: еще годик — и от них совсем ничего не останется. А вот яблони росли как ни в чем не бывало. И плодоносили, пока не нуждаясь в заботе человека. На ветвях алели дозревающие плоды. И этот пустяк, такой обычный и маловажный в другое время, сейчас, в минуту возвращения, ужасно обрадовал Вендела. Он любовался яблоками на дереве, наслаждался их ароматом и цветом, но и не помышлял сорвать хоть одно.
Немного погодя Венделу нестерпимо захотелось поговорить с кем-нибудь. Он еще не забыл ссоры с Барталами, поэтому решил навестить Бенедикта.
Он застал старика дома. Бенедикт сидел за столом и что-то ел. Когда Вендел вошел, старик вздрогнул и испуганно посмотрел на него. Он не привык к гостям; на его лице читалось возмущение — как это Вендел решился его побеспокоить. Казалось, вот-вот он велит Венделу убраться подобру-поздорову.
Вендел вынул из кармана пиджака несколько пачек сигарет, положил их перед Бенедиктом и сел на табуретку. Старик отодвинул горшок с едой, взял одну пачку и тотчас закурил.
— Сигареты я привез тебе из самой Чехии. Отличные сигареты, — сказал Вендел.
Старик ничего не ответил, курил. Он успокоился, и на лице его не осталось и следа волнения.
— Как дела? Как Ольга? — спросил Вендел.
— Чего выспрашиваешь?! Не на дурака напал! — рассердился Бенедикт. — Она сюда не ходит. Но придет. Я еще буду ей в самый раз. Живет с этим старым… А я ведь мужик что надо, не ему чета… — Старик затих, злобно пофыркал, потом сообщил: — Она с весны живет с этим, да у них, верно, и раньше что-нибудь было, а то с чего бы Штефан повесился.
— Кто, Штефан? — удивился Вендел.