В тени трона

– Кавказ, конечно, – с уверенностью в голосе сказал Магомед. – Наши края, ногайские. У нас не предают. А моя семья – известная, ведет род от хана Юсуфа. Ваш князь Юсупов, который колдуна царского застрелил, происходит от нашего корня.

– Что ж ты раньше-то об этом молчал?! – удивился Михаил. – Ты, получается, тоже князь. Ногайский!

– А чего тут говорить! – пожал плечами Магомед. – У нас князей нет. Беки есть. Абреки. Одним словом – храбрецы.

– Мы на Кавказ не пойдем, – посерьезнел Михаил. – Наш путь ведет дальше – в Европу, в Англию.

– В Англию? – переспросил Магомед. – Хорошо. Куда иголка, туда и нитка.

– Пойдем через Туркестан, через Персию, – сказал Михаил. – Оттуда – к туркам. А там, за морем – Франция.

А во Франции, в Париже, совершая оттуда иногда целенаправленно поездки в разные страны Европы, сидел в ожидании Натальи и Михаила тайный агент Гуго Бринт.

Социальная смута и Гражданская война отжимали к рубежам вчерашней империи и выдавливали за границу массу русских, несогласных с новыми порядками. Часть их вливалась в отряды Белого сопротивления, другая предпочитала эмиграцию – дожидаться на чужбине разгрома большевиков, который казался им скорым и неизбежным. Для этих гонимых людей 1918 год стал незаживающим рубцом на судьбе, за ним лежала хотя и неведомая, не особо обнадеживающая, но тем не менее обещавшая хоть какой-то просвет новь. За порогом родины их ждали крутые виражи, преодолеть которые не каждому удастся. И эта новь представала перед глазами сразу же, стоило только ступить на чужую землю. Всё там было не так, как дома: улицы, дома, непривычное, а потому настораживающее чувство безопасности, поведение местных жителей. И это «всё» было чужим и пугало, и каждый новый город для беженца был как первая страница никогда не читанной книги.

Далеко за плечами путников остались крепкие, населенные потомками мятежных яицких казаков хутора Оренбуржья и гудевшие некогда под копытами чингисхановых лошадей казахские степи. Казацкие хутора, рассыпанные вдоль стремительной полноводной реки, у Магомеда доверия не вызывали, и он предпочитал объезжать их без задержки: яицкие казаки, происходившие от одного корня с Емелькой Пугачевым, до полусмерти напугавшим царицу Екатерину, – в свое время захватили вольные уделы Ногайского ханства. Ну, не эти, так их предки, но это дела не меняло… Дорога вела путников по степям и такырам, через кишлаки и оазисы, и однажды перед вечером, миновав украшенные васильковым глазурованным кирпичом Западные ворота Старого города, Михаил с Магомедом оказались на одной из главных улиц Хивы. Усталые лошади шли под ними медленным шагом, потряхивая головами. Над городом клубился принесенный ветром песок, сквозь эту золотистую мглу знаменитый на весь Хорезм оранжево-синий минарет Хивы, посверкивая глазурью, пронзал низкое запыленное небо и исчезал где-то в заоблачной сфере – роскошное зрелище, побуждающее к размышлениям о Вечности.

Подъехав к караван-сараю, всадники спешились и, заведя лошадей во двор, передали поводья конюху, вышедшему встретить приезжих. Старинный караван-сарай глинобитной кладки состоял из обширной конюшни, где лошади привычно соседствовали с верблюдами, и жилого помещения, разделенного на тесные каморки с низкими деревянными топчанами, покрытыми одеялами из овечьей шерсти. Не задавая лишних вопросов, хозяин отвел постояльцам каморку, а прислужник принес глиняный кувшин с питьевой водой. Местные люди худо-бедно объяснялись по-русски с тягучим азиатским выговором. Имперская Россия давно наложила лапу на туркестанские края и установила там свои порядки. Но революционная волна докатилась и досюда, и теперь трудно было определить, кто здесь начальники и есть ли они вообще.

Через пару лет большевики возьмутся за дело и быстро установят новый порядок, доходчиво объяснив местным, кто есть кто, а непонятливым снимут голову с плеч.

Наутро, после душной ночи выйдя на волю за ворота караван-сарая, Михаил застыл, не веря своим ушам: вся улица сладко звенела, как натянутая струна. В ответ на изумленный взгляд князя, Магомед только плечами пожал: он не мог вообразить, что над их головами, касаясь струн неведомых музыкальных инструментов, порхают белокрылые ангелы. Да и Михаил не узрел в очистившихся за ночь от пыли лазоревых небесах никаких ангелов.

Загадка решилась просто: вдоль улицы, вперемежку с торговыми лавками и харчевнями, размещались в тесных закутках мастерские медников; они постукивали своими молоточками по тонким листам раскатанной меди, и звон переливался меж домами. Поэтому улица так и называлась – Медная.