В тесных объятиях традиции. Патриархат и война

Такое могло приснится только в страшном сне… На мне было платье моей золовки, которая ниже меня ростом на 20 см. Подол платья я отпорола, но оно всё равно было коротким. Туфли мне одолжила одна из многочисленных невесток. Они мне были малы на один размер, так что я ходила и давилась прихрамывая на две ноги. А на голове было ещё хуже: мало того, что меня начесали как «Маргаретт Тетчер», так ещё и шляпу «королевы Елизаветы» одели, правда, в упрощенном варианте. В поля шляпы были приделаны прутья из проволоки, которые при малейшем движении головы, создавали эффект болезни Паркинсона. Окончательно добил букет невесты из девяти красных гвоздик, который всучили мне в руки мои родственники. На мой вопрос почему именно красные гвоздики, объяснили, что других не нашлось. Вспомнился День Победы (в этот день мы возлагали красные гвоздики на могилы павших в бою). Свадьба проходила в доме торжеств. Конечно это очень громкое название для такого заведения. Разве что только образ невесты соответствовал: шла я прихрамывая с начесом, в коротком платье и с трясущейся головой. Зрелище было трагикомичным. Добрались пешком без музыки по высокому каменистому подъему, затем спускались по ещё более крутому спуску. Всё было как во сне, ничего и никого не видела и не замечала, даже не поняла присутствовали ли мои родители. Помню только как мой брат Эмиль вручил огромный перстень моему жениху. Потом подлили в блюдца водки и подожгли её. Вырубили свет и в свете огней стали кричать «миацум» т. е. воссоединение. Было такое впечатление, что находимся на митинге. Немного поразмахав кулаками, ор затих. Врубили свет и стали произносить тосты. Мои воспоминания перенеслись в послеоперационную палату в Баку, куда пришли меня проведать мои одногруппники (это было в 1987). Все шутили и в один голос сказали: «До свадьбы все заживет!» И вот она свадьба! Слезы навернулись на глаза… еле проглотив очередной ком, взяла себя в руки, нацепила на лицо идиотскую улыбку и просидела ещё пару часов. Потом поехали фотографироваться. Надо же запечатлеть «незабываемый день»…

Приложение 2

Чалян Карина, 1968 г. р.

Краснодар, 03.09.2003

«Родилась я в азербайджанском городе Мингечауре, где прожила со своей семьёй до 1989 года. Тут прошли мои лучшие годы. После окончания школы родители повезли меня поступать в музыкальное училище в г. Грозный Чечено-Ингушетии, где проживала моя тетя. Я поступила на концертмейстерское отделение по классу фортепиано, и тетя взяла на себя все расходы по моему образованию в течение всех четырех лет обучения. Мне было очень хорошо в семье тети, но все 4 года я мечтала вернуться в свой родной город. Я теперь так хорошо понимаю эту пословицу „где родился, там и пригодился“. Это действительно так важно жить и работать там, где ты родился, где тебя знают, где знают твою семью, и где ты можешь пользоваться тем духовным „капиталом“, который накопили твои родители. Это я сейчас понимаю, а тогда меня просто безотчетно тянуло туда. В дальнейшем везде, куда бы мы ни переезжали, мне всегда остро не хватало людей, с которыми я училась в одном классе, не хватало мест, где прошло моё детство, той атмосферы, в которой проходило мое формирование как личности.

По окончании училища я вернулась в Мингечаур и почти год проработала учителем в музыкальной школе, которую в свое время закончила. Настал 1989 год, вместе с ним наступили смутные времена. Слова „война“, „погром“, „беженцы“ были тогда чем-то запредельным и ассоциировались с книгами, фильмами, телевизионной рубрикой „За рубежом“, но не с нашей жизнью. Моя семья вынуждена была покинуть свой дом, свое годами нажитое имущество, свой город, свой жизненный уклад, в конце концов. Мы еще не воспринимали этот конфликт как войну, до конца не осознавали всего, что происходило. Наивно надеялись, все утрясется, и порядок снова будет установлен.

В начале мы переехали в Нагорный Карабах, где родились оба мои родителя. Я поступила на работу в музыкальную школу и столкнулась с языковыми трудностями, поскольку единственный язык, которым я владела в полной мере, был русский язык. В 1989 я вышла замуж и уже через 3 месяца хотела уехать в Россию, туда, где нет войны, туда, где я могла свободно изъясняться. К тому же там жила моя сестра. Я была настойчива. Мы с мужем много спорили. Он говорил, хочешь, чтоб твоего мужа называли предателем и дезертиром? А я отвечала, что мне все равно — я хочу быть женой живого человека, а не его вдовой. Мой старший сын родился в Нагорном Карабахе уже под бомбежками. 1992 год был самым страшным в моей жизни. Муж ходил охранять посты на подступах к городу, и я каждый раз, когда он уходил, думала, что, возможно, вижу его в последний раз.