В тишине твоих шагов

Я не сдержалась и с размаху влепила ей пощечину. От

резкого шлепка её голова отлетела назад, руки резко взлете-

ли вверх и так же быстро опустились. На щеке мгновенно

расплылось алое пятно с разводами от пальцев.

—  Ты пожалеешь, — прошипела она и закрыла лицо ру-

ками.

Мои ноги стали ватными, пальцы побелели от напряжения:

—  Никогда не говори так при мне. Иначе я задушу тебя

прямо здесь, своими собственными руками.

Мои ладони сжались в кулаки. Я видела ее словно в ту-

мане: испуганные глаза, полные ненависти, всклокоченные

волосы, опухшая щека. Она подтянула к себе стул и села:

—  Саша, давай по-хорошему. Мне некуда идти, поэтому

я остаюсь здесь. — Ольга сжала пальцами виски и прищурила

глаза. — Твой брат по уши влип, и если я захочу, в три секунды

получу опеку над Ксенией. Он — главный подозреваемый. Ты

хочешь, чтобы я ее забрала и увезла отсюда? Я могу.

В уголках ее губ играла ухмылка. Несколько минут мы

сидели неподвижно. Меня знобило. Пришлось опереться на

стену, чтобы не упасть:

—  Зачем тебе Ксюша? Ты никогда не была для нее хоро-

шей матерью.

— Не нужно учить меня морали. — Ольга скинула на

пол грязные туфли и закинула ногу на ногу. Достав из сумки

сигарету, она потянулась к зажигалке.

—  Ты не будешь курить в квартире моего брата.

—  Твоего брата сейчас здесь нет, возможно, он никогда

не вернется сюда. Как знать. Как знать…

Я сверлила глазами ее лицо. Захотелось щелкнуть мерз-

кой гадине по лбу чем-то тяжелым.

Самодовольно облизнув губы, она покрутила между

пальцев папиросу и улыбнулась. Шелковое платье прилипло

к ее телу и бесстыдно просвечивало, открывая взору полное

отсутствие белья. Лениво поправив мокрый подол, Ольга

поднесла к губам сигарету и вставила меж пухлых накра-

шенных губ.

Совершенно испорчена. Бесчувственная тварь, она при-

шла сюда ради квартиры и всего, что может остаться Ксю-

29

ше, если Арсения не станет. Я совершенно не знала, как мне

следует поступить. Мной овладела паника.

— Он вернется. Обязательно вернется, — вздохнула

я. — И тогда ты полетишь отсюда вниз по лестнице вместе

со своими шмотками.

—  Посмотрим, — ее глаза горели. — Но пока я здесь. Со

своим ребенком. В своей квартире. По полному праву. Всё

очень логично. А вот что ты здесь делаешь, я не пойму. По-

хоже, мне следует заявить куда следует, что ты приходила

без приглашения, угрожала и размахивала руками. Нанесла

мне побои…

Она осторожно дотронулась до своей щеки и наигранно

покачала головой.

— Я буду приходить сюда, когда захочу, — спокойно

сказала я, не отрывая глаз, — а ты... Тебе придется огляды-

ваться каждый раз, когда ты будешь идти по темным пере-

улкам, если вдруг мне будет ограничен доступ к моей пле-

мяннице. Если с ее щеки упадет хоть одна слезинка. Ты

пожалеешь.

Я взяла с крючка свою сумку и перекинула через плечо:

—  Что еще ты знаешь о том, что произошло с той девуш-

кой?

—  С какой стати я должна делиться информацией с по-

дозреваемыми? — рассмеялась она.

—  Тебя же волнует репутация твоего бывшего мужа. Пе-

реживаешь за это?

—  Вообще-то не особо, — хмыкнула она.

—  Ясно. И всё же… Где это произошло?

—  Ммм… — Она посмотрела на кончик сигареты и за-

катила глаза.

—  Скажи, и я уйду, оставив тебя в покое.

—  Да мне всё равно! Мне недолго осталось терпеть ваше

серое скучное семейство и эту убогую лачугу. Красной Ар-

мии, 29. Двадцать девять. Запомнила или произнести по

буквам? Там он прикончил эту девку.

Я кивнула.

—  Теперь убирайся. — К ней вернулась обычная уверен-

ность и решительность. Она облокотилась о спинку стула.

— Не вздумай менять замки, я буду приходить к своей

племяннице, когда захочу! — Я развернулась и вышла из

30

квартиры. За закрытой дверью послышался приглушенный

каркающий смех.

«Ведьма», — подумала я и достала телефон. Быстро на-

писав СМС Ксюше, я вышла из подъезда.

Я была не в восторге от последних проявлений агрессии,

но ничего не могла с собой поделать. Защитная реакция от

осознания полной своей беспомощности.

Красной Армии, 29, оказался высокой многоэтажкой

в трех кварталах от нашего дома. На освещенной солнцем

детской площадке, на скамеечке, вытянув ноги, сидел седой

старик в кепке. Я направилась к нему.

Прохладный воздух после дождя приятно бодрил, обво-

лакивая весь двор. Гуляющие на площадке люди мельком

взглянули на меня и отвернулись. Моя рука крепче стиснула

ремень сумки. Я была вынуждена скрывать свое любопыт-

ство, опасаясь обратить на себя внимание.

—  Доброго дня, — мне удалось втиснуться рядом.

Старик повернулся и взглянул на меня, нахмурив брови.

Верхняя его губа была украшена черными усами, словно

нарисованными сажей. Они очень контрастировали с седой

шевелюрой. Он слегка отодвинулся, освобождая мне боль-

ше места:

—  И вам, милейшая.

—  Ну и дождичек, ух! — улыбнулась я.

«Боже, что ты мелешь», — взмолился мой внутренний

голос.

— Да? Такой мелкий дождик, что я даже не намок, —

вскинув брови, прошамкал старик в ответ.

—  Живете здесь? — поинтересовалась я.

—  Тридцать лет, — кивнул он.

— Не подскажете, в какой квартире проживала Мария

Яковлева?

Старик выпрямил спину, почувствовав важность разго-

вора. Его изборожденное морщинами лицо вытянулось

в удивлении: