В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать

Мы поднялись на гору.

Я вооружился смелостью и бесцеремонностью. Поставил ему вопрос: правда ли, что он едет в Россию?

Шульгин не отрицал. Он с самого начала был, по-видимому, недоволен, что я заговорил об этом. Я ему указал, что все «знают». И не только «знают», но и все «говорят». Обратил его внимание на то, что хотя он имеет полное право располагать своей жизнью, но он не может не считаться с тем положением, при котором ему, оказавшемуся в руках большевиков, будут приписываться различного рода «политические отречения», как это случилось с Савинковым. Шульгин холодно мне ответил, что им будут приняты меры[119].

После неудачи и другой своей попытки разубедить Шульгина, Чебышев «решил пустить в ход Врангеля»:

Переговорил с Врангелем и указал ему, что жертвовать Шульгиным бессмысленно, потому что, собственно говоря, мы даже не знаем, для чего такая жертва приносится.

— Вы согласны со мной, что Федоров-Якушев — провокатор, и в то же время на ваших глазах Федоров-Якушев увозит в чеку от вас такого человека, как Шульгин. Надо всячески помешать. Помешать можете только вы.

Врангель с Шульгиным говорил, но не имел большего успеха, чем я[120].

Рассказывая в своей книге Три столицы о подготовке к путешествию и об обстоятельствах, заставивших его обратиться к помощи «контрабандистов» (т. е. «трестовцев»), Шульгин упомянул о беседе с Врангелем по поводу своей поездки: