В тусклом стекле

Будь я в том нежном возрасте, когда люди верят еще в сказки и зачитываются сочинениями очаровательной мадам д’Онуа, я бы, несомненно, уверовал, что это иссохшее привидение – genius loci[34], злая волшебница: вот сейчас она топнет ногою – и я бесследно исчезну, подобно трем злополучным жильцам этой самой комнаты. Однако наивное отрочество мое уже миновало. Старуха же сверлила меня черными глазами, явно показывая, что знает мою тайну. Я был смущен и встревожен, но спросить, что за дело ей до моих развлечений, мне отчего-то не приходило в голову.

– Месье, эти старые глаза видели вас нынче ночью в графском парке.

– Меня? – Я постарался изобразить самое презрительное изумление, на какое был способен.

– Не к добру это, месье; я знаю, чтó вам тут надобно, только лучше бы вам убраться подобру-поздорову. Съезжайте завтра утром и никогда больше сюда не возвращайтесь.

И, глядя на меня страшными глазами, она воздела к потолку свободную от подсвечника руку.

– Я совершенно ничего… – начал я. – Не понимаю, о чем вы… Да и с чего вы за меня так тревожитесь?

– Не за вас, месье; я тревожусь за доброе имя старинного семейства, которому служила в лучшие дни, когда знатность и честь были еще нераздельны. Но вижу, месье, зря я все это вам толкую, больно уж вы заносчивы. Что ж, я сохраню мою тайну, а вы храните вашу. Скоро вам будет трудновато ее разгласить.

Старуха прошаркала к двери и удалилась, прежде чем я нашелся с ответом. Добрых пять минут я простоял как вкопанный. Вероятно, размышлял я, ревность господина графа кажется этой несчастной страшнее всего на свете. Я, разумеется, презираю неведомые опасности, на которые так зловеще намекала эта престарелая особа, однако же нет ничего приятного в том, что о моих секретных обстоятельствах догадывается постороннее лицо, которое к тому же явно держит сторону графа де Сент-Алира.

Не следует ли мне сейчас же известить графиню, что о нашей с нею тайне по меньшей мере подозревают? Ведь она доверилась мне безоглядно, даже – по собственным ее словам – безумно! Или же, пытаясь связаться с нею, я лишь навлеку на нас обоих еще большую опасность? И что именно имела в виду эта сумасшедшая старуха, когда говорила: «Вы храните вашу тайну, а я сохраню мою»?

Тысяча неразрешимых вопросов беспокоила меня. Я словно путешествовал по Шпессарту, где на каждом шагу то нежить вырастает из-под земли, то чудища выглядывают из-за дерев.

Впрочем, я решительно отмел страхи и сомнения. Заперев дверь, я сел за стол, поставил с обеих сторон по свече и развернул перед собою пергамент с рисунком и подробным описанием: в первую очередь мне надлежало уяснить, как действует ключ.

Посидев немало времени над бумагою, я решился проверить ключ в деле. Угол комнаты справа от окна был как будто срезан, и дубовая обшивка в этом месте отходила от стены. Присмотревшись, я нажал на одну из дощечек: она отодвинулась в сторону, и под нею обнаружилась замочная скважина. Я убрал палец, и дощечка, спружинив, отскочила на свое место. Пока что я успешно следовал инструкции. Таким же образом обнаружил я еще одну скважину, точно под первой. К обоим замкам подходил маленький ключик на одном конце. Мне пришлось с силою налечь на него; наконец он повернулся, скрытая в обшивке дверь подалась; и за нею показалась полоска голой стены и узкий сводчатый проход, уводивший в толщу каменной кладки; чуть дальше начиналась винтовая лестница.

Я вошел со свечою. Не знаю, есть ли и впрямь что-то особенное в воздухе, которого давно никто не тревожил, но сейчас этот недвижный, влажный тяжкий дух, казалось, ударил мне в голову. Свеча едва освещала голые каменные своды, подножия лестницы не было видно. Я спускался все ниже и через несколько витков ступил на каменный пол. Здесь была еще одна, утопленная в стену, старая дубовая дверь; она отпиралась другим концом ключа. Замок никак не поддавался; я поставил свечу на ступеньку и нажал обеими руками; ключ повернулся неохотно и с громким скрежетом. Я замер, испугавшись, как бы резкий этот звук меня не выдал.

Вскоре, однако, я собрался с духом и открыл дверь. Ночной ветерок с улицы задул свечу. К самой двери джунглями подступали заросли остролиста и еще каких-то кустарников. Было совершенно темно, не считая лунных бликов, что пробивались тут и там сквозь густую листву.

Очень тихо, на случай, если скрип ржавого замка побудил кого-нибудь раскрыть окно и прислушаться, я пробирался сквозь чащу, покуда не завидел просвет впереди. Оглядевшись, я обнаружил, что нахожусь уже в графском парке, а заросли, сквозь которые я только что прокладывал себе путь, доходят до самых деревьев, растущих вокруг известного храма.

Ни один генерал не придумал бы более надежного, укрытого от чужих глаз подступа к заветному месту, где я встречался с предметом моего преступного обожания.