Читаем В тусклом стекле полностью

Оглянувшись на старую гостиницу, я обнаружил, что винтовая лестница, по которой я спускался, спрятана в одной из украшающих здание башенок. Лестничная спираль располагалась так, что верхний ее виток выходил как раз на угол моей комнаты, и то же самое было обозначено на изученном мною плане.

Вполне удовлетворенный пробной вылазкою, я воротился к тайной лестнице, без особых трудностей поднялся в комнату и запер за собою секретную дверь. Я поцеловал таинственный ключ, переданный мне любимою рукой, и положил его под подушку, на коей долго еще в ту ночь металась без сна вскруженная моя голова.

Глава XXI

Трое в зеркале

На следующее утро я проснулся чуть свет. Я был так взвинчен, что даже не пытался снова спать; вместо этого, дождавшись более или менее приличного часа, я переговорил с хозяином гостиницы. Нынче вечером, сказал я ему, я еду в город, а оттуда в ***, где должен встретиться кое с кем по делам, о чем и прошу сообщать всем, кто станет обо мне справляться; вернусь примерно через неделю; ключ же от комнаты оставляю на это время моему слуге Сен-Клеру, который будет смотреть за вещами.

Подготовив таким образом хозяина, я отправился в Париж и осуществил финансовую часть операции: обратил все мои средства, около тридцати тысяч фунтов, в наличность – теперь, куда бы я ни поехал, я мог увезти деньги с собою, а также воспользоваться ими в любой момент без необходимости вступать в переписку с кем бы то ни было или иным образом обнаруживать мое местопребывание. На сем денежные мои дела были благополучно улажены. Не стану докучать вам рассказом о том, как я выправлял паспорта; скажу лишь, что в качестве временного нашего прибежища я выбрал, в соответствии с романтичностью приключения, один из самых прекрасных и уединенных уголков Швейцарии.

Что до багажа, то я собирался выехать без такового. Необходимый гардероб можно приобрести на другое утро в первом же крупном городе на нашем пути. Было, однако, всего два часа пополудни. А как прикажете распорядиться временем, что оставалось до девяти вечера?

Я еще не видел собора Парижской Богоматери; туда я и поехал. Около часа провел я в соборе, затем направился в Консьержери, во Дворец правосудия, потом в величественную часовню Сент-Шапель. Но до вечера было по-прежнему далеко, и от нечего делать я решил побродить по соседним переулкам. Помню, в одном из них встретился мне старый дом с надписью на стене о том, что «здесь проживал каноник Фюльбер, родной дядя Элоизы, возлюбленной Абеляра». Не знаю, сохранились ли до наших дней эти старые улочки, в которых полуразрушенные готические церкви приспосабливались под склады и магазинчики. В числе прочих лавок, меж которыми попадались и занятные, и совершенно неинтересные, была одна, принадлежавшая, по-видимому, торговцу старинной мебелью, оружием, фарфором и всевозможными украшениями. Я вошел в темное пропыленное помещение с низким потолком. Хозяин занимался чисткою инкрустации на каком-то старинном оружии и предоставил мне бродить по магазинчику и изучать собранные в нем реликвии, сколь мне заблагорассудится, и я уже добрел до дальней стены, единственное ячеистое окно которой глядело на меня скоплением грязнейших стекол, обрамленных круглыми рамками. Дойдя до окна, я повернул было обратно, когда взгляд мой упал на большое зеркало в потускневшей старинной раме. В зеркале этом, стоявшем в углублении под прямым углом к боковой стене, отражалась расположенная за этой же стеной ниша, какие в старинных домах именуются, как я слышал, альковами; в этом алькове, увешанном и заставленном всяким пыльным старьем, сидели за столом и беседовали трое. Двоих я сразу узнал: один был полковник Гаярд, другой – маркиз д’Армонвиль. Третий же, вертевший в руке перо, был худой бледный господин с черными прямыми волосами и испещренным оспинами лицом, выражение которого выдавало натуру низкую и подлую. Тут маркиз поднял глаза, вслед за ним к зеркалу обернулись и два его собеседника. На мгновение я растерялся. Ясно было, однако, что сидевшие за столом меня не узнали, да и не могли узнать, поскольку в комнате стоял полумрак, а свет от окна падал на мою спину, так что они могли видеть только мой силуэт.

Мне, слава богу, хватило присутствия духа: я притворился, что целиком поглощен осмотром древностей, и, неспешно переходя от одного предмета к другому, ретировался из опасного места. На миг я замер, прислушиваясь, не идет ли кто следом, но, к моему облегчению, шагов за мною не было. Как вы поняли, я не стал долее задерживаться в убогой лавчонке, озадачившей меня столь нежданною встречей.

Я решил не думать о том, что свело маркиза с полковником Гаярдом под этими пыльными сводами и кто тот третий, что во время разговора вертел и покусывал перо. Видимо, миссия, которую взял на себя маркиз, иногда принуждает его находить для себя самых странных сотоварищей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги