В тусклом стекле

Свет из трехарочного окна лился неяркий, но ясный и ровный; каменные колонны, разделявшие стекла, казались на розовом фоне еще чернее. Я тут же подхватил сундучок и быстро зашагал в сторону замка; губы мои шептали слова страстной любви. На пути мне не встретилось ничего, что могло бы помешать осуществлению задуманного: ни огней, ни голосов, ни звука шагов, ни лая собаки – никаких признаков жизни. Штора была опущена. Подойдя ближе, я обнаружил, что к высокому окну башни ведет лестница в несколько ступенек, а ячеистый ставень в средней части окна распахнут наподобие двери.

На тяжелую ткань легла изнутри чья-то тень, затем штору отдернули; уже поднимаясь по ступеням, я услышал нежный шепот:

– Ричард, ах, Ричард! Милый мой, приди! Приди же скорее! Как долго ждала я этой минуты!

О небо, она была прекрасна! Любовь моя достигла высшего накала. В порыве восторга я жаждал сразиться с настоящей опасностью, достойной этого восхитительного создания. После первого бурного приветствия она усадила меня на диван подле себя, и несколько минут мы беседовали. Она сообщила мне, что граф с похоронною процессией отбыл на Пер-Лашез и теперь они проехали, должно быть, не меньше мили; а вот и драгоценности – и она торопливо показала мне раскрытую шкатулку, где сверкало множество весьма крупных бриллиантов.

– А это что? – спросила она.

– Сундучок, в котором находятся тридцать тысяч фунтов, – отвечал я.

– Как? И все они здесь? – воскликнула она.

– До последнего су.

– Да стоило ли брать с собою столько денег, с моими-то бриллиантами? – Она дотронулась до шкатулки. – Для меня было бы особенным счастием, когда бы ты позволил мне, пускай в первое время, обеспечивать нас обоих.

– О милая, о ангел доброты! – воскликнул я высокопарно. – Не забывай, что нам еще долго придется скрывать место нашего пребывания и избегать любого общения.

– Так, стало быть, вся сумма у тебя с собою? Ты знаешь это наверное? Ты пересчитал?

– Да, – ответил я; при этом на лице моем отразилось, возможно, некоторое недоумение. – Я только сегодня забрал деньги от банкира и при этом, разумеется, все их пересчитал.

– Немного боязно путешествовать с такими деньгами; впрочем, и с драгоценностями не меньше риска, так что разница невелика… Возьми же и поставь их покуда рядышком: сундук и шкатулку; а когда придет время ехать, ты снимешь пальто и как-нибудь их прикроешь, не то кучер догадается, что мы везем такие богатства… Теперь же, прошу тебя, задерни занавески на окне и закрой ставни.

Едва я успел это проделать, в дверь постучали.

– Не беспокойся, я знаю, кто это, – шепнула она.

Видно было, что стук ее не смутил. Она тихо подошла к двери и с минуту с кем-то шепталась.

– Это моя верная служанка; она поедет с нами. Мы сможем двинуться минут через десять, не раньше, а пока она подаст нам кофей в соседнюю комнату.

Затем графиня снова открыла дверь и выглянула.

– Пойду скажу, чтобы не брала с собою слишком много вещей: она у меня с причудами. Нет-нет, не ходи за мною – оставайся здесь, ей не нужно тебя видеть.

Она поднесла палец к губам, приказывая мне молчать, и вышла.

В моей прекрасной даме что-то изменилось. В последние несколько минут словно тень легла на ее чело; она казалась отстраненною, чуть ли не отчужденною. Отчего она так бледна? Отчего потемнели ее глаза и даже голос изменился? Может быть, произошло что-то непредвиденное? И нам грозит опасность?

Тревога моя, впрочем, тотчас улеглась. Случись подобное, она бы, конечно же, сразу мне все рассказала. И ничего нет удивительного, если перед решительным деянием она так волнуется. Графини не было дольше, чем я предполагал. От человека в моем положении вряд ли можно ожидать совершенного спокойствия, и я принялся вышагивать по комнате. Комната была невелика, и на другом ее конце имелась еще одна дверь. Не особенно задумываясь, я открыл ее и прислушался: тишина. Я находился в состоянии крайнего возбуждения и всем существом моим был устремлен к предстоящему путешествию, к будущему – в настоящем же был несколько рассеян; оттого-то я и понаделал в тот вечер немало глупостей. Во всяком случае, никакого иного объяснения у меня нет, ведь от природы я как будто не лишен сообразительности. И бесспорно, глупее всего я повел себя, не затворив сразу дверь, которую мне вовсе не следовало открывать. Увы, вместо этого я взял свечу и вошел в соседнюю комнату.

Здесь меня ожидало довольно неприятное открытие.

Глава XXIII Чашка кофею

На голом, не покрытом ковром полу рассыпана была стружка и валялось десятка два кирпичей. Кроме того, на длинном столе стоял предмет, при виде которого мне захотелось протереть глаза.

Приблизившись, я приподнял простыню, почти не скрывавшую формы предмета. Так и есть: под простынею находился гроб, на крышке его блестела пластинка с надписью:

PIERRE DE LA ROCHE ST. AMAND

Agée de XXIII ans[36]