В вихре времени

Маша хотела что-то спросить, но её отвлёк шум в зале. Она повернулась и заметила, что официанты с тряпками в руках бегут к странному молодому человеку в нелепом коричневом костюме с поднятым воротником и в мерзком зелёном галстуке. На его столике краснела винная лужа, но он не выглядел смущенным, наоборот, было ощущение, что ему даже нравится всеобщее внимание.

* * *

Время шло. Надо было телефонировать домой, что она с Николаем в ресторане, иначе мама будет волноваться. Маша спросила у официанта, где у них аппарат, и отправилась звонить. А когда вернулась в зал, то увидела, что на столах в полутёмной части зала поставили свечи, отчего стало ещё уютнее. Но странное дело, Николая за столом не было.

Маша в растерянности оглянулась – тот стоял у колонны, и, казалось, весь превратился в слух. Он слушал очередного поэта. А выступал на этот раз тот самый молоденький мальчик в зелёном галстуке.

Сыплет черёмуха снегом,
Зелень в цвету и росе.
В поле, склоняясь к побегам,
Ходят грачи в полосе.

Никнут шелковые травы,

Пахнет смолистой сосной,
Ой вы, луга и дубравы,
Я одурманен весной…

– Браво! – вдруг громко крикнул Николай, захлопав. На него недовольно оглянулись господа, перед которым читал молодой поэт.

– Как ваше имя? – небрежно спросил один из господ.

– Есенин Сергей Александрович, – негромко ответил юноша.

– Вам надо поучиться, господин Есенин. Ваши стихи, так сказать, несвоевременны, да-с, – с важным видом произнёс один из критиков, оглядываясь на Брюсова, как бы ища поддержки. Но тот стал лениво о чём-то говорить с Волошиным, не удостаивая чести своей оценки никому неизвестного поэта.

Есенин вприщур посмотрел, ничего не отвечая, и вдруг стал декламировать с надрывом:

Я ль виноват, что я поэт
Тяжёлых мук и горькой доли,
Не по своей же стал я воле —
Таким уж родился на свет.

Я ль виноват, что жизнь мне не мила,

И что я всех люблю и вместе ненавижу,
И знаю о себе, чего ещё не вижу,
Ведь этот дар мне муза принесла.

Я знаю – в жизни счастья нет,

Она есть бред, мечта души больной,
И знаю – скучен всем напев унылый мой,
Но я не виноват – такой уж я поэт.

Маша видела, что молодого человека не слушают, и за стол, конечно же, не пригласят. Ей стало его чуть-чуть жалко. Словно подслушав её мысли, Николай извинился и направился к Есенину. Он взял его за руку и что-то сказал. Паренёк по-детски почесал затылок, но решительно тряхнул кудрями и пошёл с Николаем.

– Машенька, надеюсь, ты не будешь против, если Сергей Александрович к нам присоединится. Мне кажется, чтобы в столь юном возрасте так писать – надо иметь большой талант.

Пока гость рассказывал свою биографию, Маша его разглядывала: нос коротковат и чуть-чуть вздёрнут, кудри золотого цвета. Приятный, но напоминает куклу, которую ей подарили в десять лет. Она не понимала, почему Николай им так заинтересовался, даже за стол пригласил? Он не символист, это факт. Стихи несовременные…

Маша постукивала пальцами по столу в такт шальной музыки, зазвучавшей в ресторане, и в упор смотрела на незваного гостя. Зачем она так вырядилась в это злачное место, где никому нет дела, как ты одета? Даже кавалера интересует абсолютно другое.

– Скажите, Сергей Александрович? – вступила она в разговор, – а у вас есть идея, о чём будете писать стихи в дальнейшем? К какому течению присоединитесь? Может к символистам или ещё к кому-нибудь?

Есенин положил вилку на стол и задумался, опустив глаза, будто провинившийся гимназист.

– Честно говоря, у меня нет никаких идей. Я пишу о родной земле, по которой скучаю здесь, в Москве. В городе много людей, шума, а там тишина, красота… Нет, идей особых нет.

– Ну, раз нет идей, тогда и писать не стоит, – насмешливо припечатала Маша. Она скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула, – если нет убеждений, то вы не станете хорошим поэтом. А если и станете, то потом вам будет стыдно за стихи без идей, без пользы для людей…

– Мария, – живо отозвался Николай, – почему ты думаешь, что символистов будут больше любить, чем стихи Сергея Александровича? Сначала одни идеи, потом другие, а душа как же? Господин Есенин о русской природе пишет, – запальчиво возразил Николай.

– Его стихи слишком примитивны и неинтересны даже по сравнению со старыми поэтами, например, с Пушкиным, – сердито ответила Маша, не желая уступать Николаю.

– Вот как? А разве Пушкин не писал так же просто? Вот например: