Он очень хорошо понимал, что ему с такой умной и ученой госпожой не сговорить, а потому замолчал и, для развлечения себя, принялся пить вино; но так как знаменитого бургондского около него не было, то Николя начал продовольствовать себя добрым портвейном и таким образом к концу обеда нализался порядочно. Слыхав от кого-то, что англичане всегда греются у каминов после обеда, он, когда тут же в столовой уселись пить кофе, не преминул стать к камину задом и весьма нецеремонно раздвинул фалды у своей визитки. В противоположность ему, Жуквич вел себя в высшей степени скромно и прилично; поместившись на одном из кресел, он первоначально довольно односложно отвечал на расспросы Анны Юрьевны, с которыми она относилась к нему, а потом, разговорившись, завел, между прочим, речь об Ирландии, рассказал всю печальную зависимость этой страны от Англии[52]
, все ее патриотические попытки к самостоятельности, рассказал подробно историю фениев[53], трагическую участь некоторых из них, так что Анна Юрьевна даже прослезилась. Елена слушала его с серьёзным и чрезвычайно внимательным выражением в лице; даже барон уставил пристальный взгляд на Жуквича, и только князь слушал его с какой-то недоверчивой полуулыбкой, потом Николя Оглоблин, который взирал на Жуквича почти с презрением и ожидал только случая оспорить его, уничтожить, втоптать в грязь. Князь заметил это и явно с умыслом постарался открыть ему для этого свободное поприще.- Вы, monsieur Жуквич, так прекрасно рассказываете об Европе и о заграничной жизни вообще, - начал он, - но вот рекомендую вам господина Оглоблина, у которого тоже будет со временем тысяч полтораста годового доходу...
- Ну, нет, меньше! - перебил его Николя с скромным самодовольством.
- Нет, не меньше! - возразил ему князь. - И, вообразите, он ни разу еще не был за границей и говорит, что это дорого для него!
Николя при этом страшно покраснел, он не ездил за границу чисто по страху, - из сознания, что, по его глупости, там, пожалуй, как-нибудь его совсем оберут.
- Я вовсе не потому не еду за границу, вовсе не потому! - принялся он отшлепывать своим язычищем.
- А почему же? - спросил его князь, заранее почти знавший его ответ.
- А потому-с, что я русский человек! - отвечал Николя. - Я не хочу русских денег мотать за границею!
- Но для этого ж так немного надобно денег, что это, конечно, никакого убытка не может сделать России, - осмелился ему заметить Жуквич.
Николя яростно остервенился на него за это.
- Нет-с, извините! - почти закричал он на всю комнату. - Я буду думать - небольшие деньги!.. Другой!.. Сколько теперь наших богатых людей живет за границей, мотают наши деньги и сами ничего не делают!..
Николя, по преимуществу, потому так определенно и смело об этом предмете выражался, что накануне только перед тем слушал такое именно рассуждение одного пожилого господина.
- И все-таки ж от этого очень немного пропадает русских денег и русского труда! - осмелился ему еще раз возразить Жуквич.
- Нет-с, много! - орал на это Николя. - Мы, позвольте вам сказать, не польские магнаты, чтобы нам зорить и продавать наше отечество.
Жуквич взмахнул глазами на Николя.
- Кто ж это из польских магнатов продал свое отечество? - спросил он тихо.
- Все! - хватил Николя.
Князь заметно им был доволен и ободрял его глазами и движениями.
- Voila un benet, qui radote![159]
- произнесла опять почти вслух Анна Юрьевна.Елена сидела молча и надувшись: она очень хорошо понимала, что весь этот спор с умыслом затеял и устроил князь.
Жуквич тоже, кажется, догадался, с каким господином он спорил.
- Если все, то - конечно!.. - произнес он с легким оттенком насмешки.
- Решительно все! - продолжал орать Николя, ободренный такой уступчивостью Жуквича.
Анна Юрьевна, наконец, не в состоянии была долее выслушивать его дурацкого крика, и, кроме того, она с некоторого времени получила сильную привычку спать после обеда.
- Ну, прощай, однако, князь! - сказала она, приподнимаясь с своего места. - За то, что я приехала к тебе обедать, приезжай ко мне завтра вечером посидеть; обедать не зову: старик мой повар болен, а подростки ничего не умеют; но мороженого хорошего дам, нарочно зайду сама к Трамбле и погрожу ему пальчиком, чтобы прислал самого лучшего. Приезжайте и вы, пожалуйста! - прибавила Анна Юрьевна Жуквичу.
Тот сначала молча ей поклонился.
- Приедете? - спросила она его еще раз, протягивая ему руку и очень умильно взглядывая на него.
- Непременно-с, - отвечал он.
Барон при этом выпрямил себе спину и стал растирать грудь рукою.
- А вы, chere amie[160]
, конечно, приедете? - отнеслась Анна Юрьевна ласково к Елене.- Приеду, - отвечала та.
- Ну, поедемте, барон! - отнеслась Анна Юрьевна к сему последнему.
- А что же вы, Анна Юрьевна, меня не зовете? - крикнул было ей вслед расходившийся Николя.
- Очень вы с отцом вашим браните меня, так можете и не ездить ко мне, объяснила та ему прямо и пошла.
Барон в том же молчании, которое сохранял все время, последовал за ней, так что князь, провожая их, спросил его даже:
- Что вы такой сегодня?