В водовороте

Барон, как мы видели, был очень печален, и грусть его проистекала из того, что он день ото дня больше и больше начинал видеть в себе человека с окончательно испорченною житейскою карьерою. Где эта прежняя его деятельная, исполненная почти каждогодичным служебным повышением жизнь? Где его честолюбивые мечты и надежды на будущее? Под сенью благосклонного крыла Михайла Борисыча барон почти наверное рассчитывал сделаться со временем сановником; но вдруг колесо фортуны повернулось иначе, и что теперь вышло из него? Барону совестно даже было самому себе отвечать на этот вопрос. Сближаясь с Анной Юрьевной, он первоначально никак не ожидал, что об этом так скоро узнается в обществе и что это поставит его в столь щекотливое положение. Барон судил в сем случае несколько по Петербургу, где долгие годы можно делать что угодно, и никто не будет на то обращать большого внимания; но Москва оказалась другое дело: по выражениям лиц разных знакомых, посещавших Анну Юрьевну, барон очень хорошо видел, что они понимают его отношения к ней и втайне подсмеиваются над ним. Другое бы дело, - рассуждал он, - если б Анна Юрьевна вышла за него замуж, - тогда бы он явился представителем ее богатства, ее связей, мог бы занять место какого-нибудь попечителя одного из благотворительных учреждений и получать тут звезды и ленты, - словом, занял бы известное положение. Но Анна Юрьевна всегда только отшучивалась, когда он намекал ей на замужество. Появление Жуквича окончательно напугало барона: недаром точно каленым железом кто ударил в грудь его при первых же словах князя об этом господине. Жуквич показался барону весьма красивым, весьма пронырливым и умным, и, вдобавок к тому, Анна Юрьевна, с заметным удовольствием разговаривавшая с Жуквичем на обеде у князя, поспешила сейчас же пригласить его к себе на вечер. Очень естественно, что она может заинтересоваться Жуквичем и пропишет барону отставку; в таком случае ему благовиднее было самому убраться заранее, тем более, что барон, управляя совершенно бесконтрольно именьем Анны Юрьевны, успел скопить себе тысчонок тридцать, - сумма, конечно, не большая, но достаточная для того, чтобы переехать в Петербург и выждать там себе места. Все это барон обдумывал весь вечер и всю бессонную ночь, которую провел по приезде от князя, и, чтобы не томить себя долее, он решился на другой же день переговорить об этом с Анной Юрьевной и прямо высказать ей, что если она не желает освятить браком их отношений, то он вынужденным находится оставить ее навсегда. Но такое решение все-таки было довольно сильное, и барон очень затруднялся - с чего именно начать ему свое объяснение с Анной Юрьевной, а потому невольно медлил идти к ней и оставался у себя внизу часов до трех, так что Анна Юрьевна, еще вчера заметившая, что барон за что-то на нее дуется, обеспокоилась этим и несколько раз спрашивала людей:

- Да что барон делает и нейдет ко мне?

- У себя сидят-с, - отвечали ей те.

Терпенье Анны Юрьевны лопнуло: она сама решилась идти к нему.

Тяжело и неловко спустившись по винтообразной лестнице вниз, Анна Юрьевна вошла в кабинет к барону, где увидела, что он, в халате и с бледным от бессонницы лицом, сидел на одном из своих диванов.

- Ты болен? - спросила она, вглядываясь в него.

- Нет, не болен! - отвечал барон.

- Отчего ж нейдешь ко мне наверх? Ух, задохнулась совсем! присовокупила Анна Юрьевна, усаживаясь на другом диване.

Барон некоторое время заметно колебался.

- Я все обдумывал одно мое предположение... - заговорил он, наконец, серьезным и каким-то даже мрачным голосом. - Признаюсь, играть при вас ту роль, которую я играл до сих пор, мне становится невыносимо: тому, что я привязан к вам по чувству, конечно, никто не поверит.

- Да и верить тому нельзя, - перебила его Анна Юрьевна: - меня по чувству в молодости только и любил один мужчина, да и то потому, что дурак был!

- Вот видите!.. Вы сами даже не верите тому!.. - продолжал барон. - Чем же я после этого должен являться в глазах других людей?.. Какой-то камелией во фраке!

- Ну, что за пустяки, - произнесла Анна Юрьевна, хотя в душе почти сознавала справедливость слов барона. - Но как же помочь тому? - прибавила она.

- Очень просто, - отвечал барон, - я несколько раз намекал вам, что положение мое будет совершенно другое, когда вы... (барон приостановился на некоторое время), когда вы выйдете за меня замуж и мы обвенчаемся.

Анна Юрьевна при этом захохотала.

- Quelle absurdite!..[161] Что еще выдумал!.. - сказала она.

- Если вы находите, что это абсурд с моей стороны, то я завтра же буду иметь честь пожелать вам всего хорошего и уеду в Петербург.

- Oh, folie!..[162] - воскликнула Анна Юрьевна с испугом. - Но я без смеха вообразить себе не могу, как я, такая толстая, надену венчальное платье!

- Венчальное платье можете не надевать: мы сделаем это очень скромно.

- Наконец, я прямо тебе скажу: j'ai peur du mariage!..[163] Меня муж, пожалуй, бить станет: зачем я, старая хрычовка, замуж шла!..

- Нет, я вас бить не стану! - произнес барон с некоторым чувством.