Читаем В зеркалах воспоминаний полностью

Алексей Михайлович Букалов, Лёша, как его называли друзья, большинство из которых стали авторами воспоминаний о нем, собранных в этой книге, был человеком, готовым делиться. Новостями, идеями, спальными местами в его тассовской вилле в Риме или их с Галей квартирке, адресами музеев или ресторанов, в конце концов, просто деньгами, если кому-то они были нужны, хотя у него их было немного.

Он был открыт миру, и мир открывался ему в ответ. Как и люди, с которыми он сближался, – от практикантов в римском отделении ТАСС или до католических понтификов – Иоанна Павла II, Бенедикта ХVI, Франциска I.

С его широкой эрудицией, с безупречным владением итальянским языком, способностью погружаться в культуры и наречия разных стран, с бесконечной доброжелательностью, которая неизменно подкупала его собеседников, и вместе с тем с принципами порядочности русского интеллигента, всегда различающего добро и зло.

Алексей Михайлович мог бы стать блестящим дипломатом, достигнув высших рангов в этой непростой профессии. Его опыт работы в Африке, в Сомали и Эфиопии, а потом в Италии, казалось, открывал перед ним блестящие горизонты. Но жизнь распорядилась иначе. Первый секретарь советского посольства в Италии оказался литсотрудником журнала «В мире книг».

Одним из утешений в этом резком переломе судьбы было то обстоятельство, что служба в этой редакции даже в советское время позволяла куда как больше вольнодумства, чем работа во внешнеполитическом ведомстве. Впрочем, в России занятие литературой – это тоже политика, что новоиспеченный литератор понял довольно быстро. Наверное, поэтому, когда началась горбачевская перестройка, из мира книг он перешел в «Новое время», – политика не была его судьбой, но он всегда хотел быть в гуще современной жизни, а не только ее литературных отражений.

У Лёши было одно важнейшее качество: он не рассматривал работу как проклятье. Он умел превратить даже рутинный труд в увлекательное занятие. И это позволяло ему не выживать, но жить. Он умел увлекаться и делиться своими увлечениями так, что они становились важными для его читателей и слушателей.

Пунктуальный, владеющий лаконичным стилем информационного агентства, Лёша нафантазировал для себя – и для нас – важного собеседника. Он не был с «Пушкиным на дружеской ноге» в комическом, гоголевском смысле этих слов.

Для него Пушкин был Вергилием и Данте одновременно. С ним вместе он открывал Италию, Эфиопию – и, разумеется, Россию. И эта замечательная компания делала его бытие прекрасным. Умудренный, битый, но не сломленный жизнью человек, он никогда не утрачивал радостного восприятия реальности, как бы ни старались болезни омрачить его последние годы.

Можно сказать, что у него было пушкинское восприятие мира. Наверняка он осадил бы меня за эти слова – чего-чего, а самоиронии ему было не занимать. Но, похоже, я нисколько не преувеличиваю.

Шевелкина Алла

Алёша Букалов был удивительно позитивный человек. Когда 27 декабря из Москвы позвонила подруга с вопросом «Ты уже слышала?», поверить в смерть Алеши, представить, что его больше нет, было абсолютно невозможно. И до последнего, пока покупала билет на самолет, добиралась из своей горной глуши до Рима, надеялась, что вот сейчас откроются ворота виллы ТАСС на Viale Umanesimo и в глубине, на верхней ступени лестницы тебя, как всегда, встретят Алёша и Нерон, его любимая собака. Именно эти две фигуры на вершине тассовской лестницы и были для многих символом Рима, первым образом, который всплывал в памяти, как только кто-то рядом произносил слово Рим.

Алёша и Рим были совершенно неотделимы. С таким упоением рассказывать о Вечном городе, знать массу чудесных историй мог только он. А еще у Алеши было особое отношение к Пушкину. Он написал очень тонкую и деликатную книгу о пушкинской Италии. О том, как невыездной поэт знал и любил Италию, хотя никогда в ней не был.

Алёша не только знал и любил Италию и особенно Рим, он был настоящим специалистом по Ватикану, с тремя Папами был знаком лично; не говоря уже о том, что он был единственным российским журналистом в международном пуле корреспондентов, сопровождавших понтификов по белу свету. Об этих поездках он написал книгу, которую читаешь, как детективный роман и от которой невозможно оторваться.

Своими знаниями об Италии Алёша щедро делился с друзьями и коллегами, и каждая прогулка с ним в город была настоящим наслаждением. Поэтому, когда однажды Алёша предложил пойти с ним в Ватикан, у него были дела в редакции газеты «L’Osservatore Romano», я согласилась не раздумывая.

Попасть в Ватикан, не в музеи, не в собор Святого Петра, а в неведомую страну, входы и выходы которой стерегут высоченные швейцарские парни, вооруженные длинными копьями и одетые в пышную полосатую черно-оранжевую форму и черные береты, – об этом можно было только мечтать…

Мне всегда казалось, что Ватикан – это особая планета, населенная небожителями в черных рясах, хранящих в своих телефонах, на случай крайней необходимости, номер небесной канцелярии с прямым доступом к апостолам Петру и Павлу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное