В зоне поражения

Сунул Сашке кусок колбасы и показал, чтобы он собаке дал. Жучка взяла из Сашкиных рук колбасу и осталась с ним.

Прежде чем выйти из калитки, Сашка взглянул вдоль улицы и тут же прихлопнул калитку: из-за угла вывернул милиционер на мотоцикле. Вчера тоже мимо проезжал. А вдруг сегодня к ним?

Всем, кто приходил в дом, Мулат говорил про Сашку: двоюродный брат гостит… Разве милиционер поверит? Надо прятаться… Все ближе и ближе мотоцикл. Если остановится, Сашка успеет юркнуть за сарай. Но мотоцикл прострочил мимо…

Когда он совсем затих вдали, Сашка опять выглянул: улица была пустой, молодая, только что зазеленевшая трава мокро блестела, на ней отпечатался темный след мотоцикла.

Сашка добежал до колонки, около нее травы не было, и ноги расползались по мокрой глине… Отвернув ручку, нацедил бидон и так же торопливо прошмыгнул во двор, будто он преступник… Никакой он не преступник, вот только скорей бы ему отсюда выбраться. Он взглянул в темное окошко — там теперь до полудня будут спать…

— Не трогай! — приказал крутившейся под ногами Жучке и поставил бидон на землю, чтобы открыть двери сарая.

И собачонка, точно поняла его слова, уселась в сторонке и хвост свернула около лап. Удивительные эти собаки, лучше людей понимают Сашку…

Когда они с Жучкой уже ели теплую картошку, калитка открылась — Сашка чуть не нырнул под кровать, подумал — милиционер, но во двор шагнул незнакомый мужик в синем дождевике с капюшоном.

Жучка вначале встрепенулась, а потом спокойно продолжала слизывать с дощечки остатки размятой картофелины.

Мужик по-свойски, без оглядок поднялся на крылечко, толкнул дверь и вошел в дом.

Кто бы ни был этот мужик, а с улицы ему в доме покажется хуже, чем в помойке. Сейчас выскочит как ошпаренный.

Но вместо мужика первым из дому вышел Мулат. Прошел в дальний конец двора, потом заглянул к Сашке:

— Ну-ка, полей вольненькой водички!

Сашка обрадовался, что Мулат вроде трезвый и в хорошем настроении.

— Мулат, я уйду от вас… Обещал на работу устроить, не устраиваешь! Сколько мне ждать?

Мулат тер мокрые щеки и шею. Хоть кому приятно умываться студеной водичкой.

— Сегодня и устрою! — весело пообещал Мулат. — Как раз дело подвернулось.

В это время на крыльце показались два парня, ночевавшие в доме. Не сказав ни «здравствуй», ни «прощай», они двинулись к калитке. Длинноволосый никогда не ночевал здесь, и Тамарка не оставалась до утра, перед рассветом убегала, значит, в доме только немой и мужик в плаще.

— Готовься, сегодня и отправимся, — стряхивая с рук капли, Мулат ушел в дом.

Сашка принялся собираться. Мулат не сказал, где он будет работать, но уж, конечно, не за столом с шариковой ручкой и телефоном…

На стеганке была всего одна пуговица. Сашка осмотрел старое пальто, которым укрывался, — еще одна пуговица нашлась, он ножиком без черенка — хоть такой, но завелся у него в хозяйстве — срезал эту пуговицу с обломанным краем. Иголка и нитки у него тоже были, правда нитки только белые — принесла ему Тамарка, но их можно сажей закрасить… Надо будет еще ботинок зашить… это он все сделает быстро — главное, что работать начнет.

И Сашка уже видел себя на второй полке вагона; он едет на Север, в кармане у него билет и деньги — рублей двадцать хватит на первое время. Под головой новенький рюкзак со всем необходимым. Может быть, он еще и Жучку с собой возьмет. Собачонка умная, жалко ее здесь бросать. И на Севере собаки нужны. Верный друг человека! Он шутя пихнул Жучку ботинком, та лизнула этот ботинок.

— Вот дура! — рассердился Сашка. Ничего, он отучит ее от этих привычек…

Дождь то переставал, то снова клевал крышу сарая. В одном углу стало протекать, Сашка подставил таз…

Чтобы ожидание не было таким тоскливым, Сашка принялся вырезать из сухого полешка наган. Только разве этим ножиком вырежешь хороший наган? Павлику он часто вырезал совсем как магазинные. Вообще, жалко ему теперь Павлика. И не звал он его дома Павликом, прозвище придумал, «кликуху», выходит. «Жуком» звал: маленький, черноволосый, хитрый — настоящий жук. И тот уж привык, отзывался. Дурацкое, в общем, прозвище.

Тетя Клава из себя выходила, когда слышала его…

Сашка уж решил, что опять Мулат обманул его. Опять напьется — мужик в синем дождевике все торчал в доме. И длинноволосый притащился.

— Всё! — решил Сашка. — Тогда он от них и уйдет. Поедет в это самое Черепаново. А там как-нибудь дальше… Тамарка, правда, говорит, что Томск совсем в другой стороне…

— Эй, работяга, пошли! — Мулат спускался с крыльца, а за ним — длинноволосый и мужик в дождевике.

Сашка заторопился, закрыл двери сарая, взялся за горбыль, чтобы заложить их…

— Зачем эту корку надел? — Мулат недовольно глядел на затасканную, лоснящуюся от грязи стеганку. — Простудиться боишься?

— Я думал… — хотел объяснить Сашка, что на работу и такую ладно.

— Кончай базарить! — Мулат был в черной «под кожу» куртке, такой же фуражке и резиновых сапогах. С того дня, когда Сашка встретил их в электричке, Мулат ни разу не надевал всего этого. — Где твой пиджак?