Вакцина от страха

В общем, кинокритик Македонский всеми силами стремился «за бугор». Неудивительно, что Александр Ипполитович сделал прививку одним из первых. А что толку? В Европе российскую вакцину «Спутник» V» признавать по-прежнему отказывались, а Россия в отместку Европе на порог не пускала западные «пфайзер» и «модерну». Когда Македонский услышал, что кто-то из коллег собирается отправиться в Канны окольными путями, с двумя пересадками, он от зависти покрылся крапивницей. Наконец при помощи многоступенчатых расспросов и сложных интриг критику удалось разведать, как самые пронырливые мастера культуры нынче попадают в Европу. Большинство пробиралось с пересадками, через Стамбул, Киев и Сербию. Впрочем, французских властей подобными запутанными маршрутами сбить с толку не удавалось, и все «посланцы культуры» безжалостно отправлялись на карантин, причем, за свой счет. Подобная перспектива Македонского не пугала – так же, как и опасность просадить все деньги на обязательную прививку иностранным «пфайзером», бесконечные ПЦР-тесты, еду и гостиницу, хотя зарабатывал критик в рублях, а тратиться на командировку предстояло в евро. Он был готов на многие жертвы, даже влез в долги, хотя смутно представлял, когда сможет их отдать. За время пандемии все киношные журналы обнищали, как церковные мыши, и готовы были отправлять в оплаченные загранкомандировки лишь главных редакторов, которым тоже вдруг захотелось в Европу до кожного зуда.

Вскоре после разговора с Марго критик Македонский отбыл в Канны, не подозревая о том, какие открытия, и отнюдь не киношные, его там ждут.

Мели, Емеля!

Рита давно заметила: когда она влюблялась, все валилось из рук. Этим она кардинально отличалась от сестры Жени, которая, влюбившись, горы готова была свернуть. У сестры в разгар романа силы утраивались, и начальство только диву давалось, с чего бы эта робкая девица, еще недавно серая мышка, вдруг стремительно ворвалась в клан самых эффективных, да что там эффективных – незаменимых сотрудников, и быстро выбилась в лидеры? Более того, если любовь оказывалась взаимной, Женя хорошела на глазах, и вместо одного воздыхателя вскоре обретала сразу нескольких.

Рита же в периоды любовной лихорадки совершенно теряла голову. Она становилась рассеянной и бестолковой, хотя прежде это совсем не было ей свойственно. Марго не умела любить вполсилы, все ее мысли и чувства устремлялись на драгоценный «предмет», она буквально грезила наяву. Неудивительно, что работа в тот период занимала в ее душе почетное последнее место. Она бросалась в любовь, как в омут, а на репортерском фронте трудилась кое-как, лишь бы не уволили. Правда, к счастью или, вернее, к несчастью, ее безумные влюбленности быстро заканчивались, Рита вскоре расставалась с возлюбленным по тем или иным причинам, и жизнь репортера Мышкиной входила в прежнюю колею, где единственным важным делом оставалась ее криминальная колонка.

Телефон резким звонком прервал грезы Марго. В эту минуту она с нежностью и тоской вспоминала близость с Лехой, его плечо со шрамом, их забавные словечки, шепот и смех, ее победный крик, который вырвался сам собой в момент безудержной радости. Конечно, подобные воспоминания не способствовали написанию репортажа. Да что там репортаж, даже первый абзац ей не давался, а тут еще этот звонок… Входящий номер принадлежал не самому приятному человеку, однако Рита все же решила ответить.

– Привет, поповна! Чем занимаешься? – голос Емельяна звучал миролюбиво и даже слегка заискивающе.

– Работаю, Емеля, не поднимая головы. Стучу по «клаве», как дятел. Кропаю очередной лонг-рид, то бишь, статейку о криминальных происшествиях, – почти не соврала Рита и для пущей важности добавила, – не могу долго говорить, завтра дэдлайн.

– Ох, любишь ты иностранные слова, поповна, нехорошо это. Сказала бы просто: длинную статью пишу, завтра сдавать. Ну, ладно, я коротко. Жена нашего батюшки, матушка Ирина, сказала, что отец Фотий прислал записку из больницы. Просит нас не прекращать подготовку к митингу. Ковид у него, к счастью, не подтвердился, и батюшку скоро выписывают. Так что ты это, не тормози, сочиняй кричалки и лозунги, а я буду рисовать картинки. Наш пастырь даже в больнице о деле думает, так что и нам грех лениться. Негоже батюшку подводить, Машенька.

– Ты серьезно, Емеля? Отец Фотий лежит в «Марфино», где люди умирают от ковида каждый день, и одновременно готовит нас к протестам против вакцины? – завопила Рита. – Слушай, Емеля, это бред какой-то! Как сейчас модно говорить, «биполярочка»! По элементарной логике он должен сейчас выступать за всеобщую принудительную вакцинацию – от младенцев до глубоких стариков. Если нашему батюшке собственная жизнь не дорога, пускай хотя бы о других людях подумает.

– Кто верит в вакцину, тот не верит в Бога, – сказал Емельян с важностью, подражая интонацией пастырю.

– Отец Фотий – искренно верующий, и все же попал в госпиталь. Парадокс! Как ты это объяснишь?