Валенсия и Валентайн

Она всегда слишком заботилась о мнении других. Она считала, что эта острая потребность нравиться дает обратный эффект, вызывая неприятие у тех, с кем она соприкасается, поэтому она старалась сдерживаться в стремлении понравиться – как утопающий, пытающийся не глотнуть много воды и рассчитывающий подавить естественный инстинкт тела хватать ртом воздух. Это был цикл, в результате которого ее легкие наполнялись водой, которую они не могли использовать, и лишались возможности принять что-то полезное.

Она вздохнула с облегчением, когда следующим позвонил Джеймс.

– Мне вот интересно: вы играете на каких-нибудь инструментах? – спросил он, даже не поздоровавшись.

– Когда-то играла, – сказала она. – Брала недолго уроки игры на фортепиано, когда мне было восемь или девять лет. Я больше не играю, но недавно прочитала книгу по теории музыки. Мне понравилось.

– По теории музыки? Ух ты! – Он произнес это так, будто в чтении книги по теории музыки было что-то странное. – И что же заставило вас выбрать именно это?

Валенсия хотела спросить, а что тут такого странного, но решила, что у нее есть лучшее объяснение.

– В тех уроках игры на фортепиано, которые я брала в детстве, эта часть нравилась мне больше всего, ведь музыка – это совершенно другой язык, понимаете?

– Ну да, – сказал Джеймс, – но разве этот язык не просто итальянский? Фортиссимо? Крещендо? Аллегретто?

– Но я имею в виду все символы и ноты. Ключевые знаки. И все остальное. Мне больше нравится интерпретировать нотный лист, чем наслаждаться воспроизведением записанных на нем нот.

Джеймс рассмеялся.

– Любопытный взгляд. Возможно, теоретические занятия стали бы интереснее, если бы я подавал их вот так. Как шифр.

– Вы играете? – Почему-то ее это удивило, хотя она и не знала почему. Может быть, потому, что в ее школьные годы на пианино играли девочки, а мальчики – на барабанах или гитаре.

– Да. Немного.

Немного может охватывать широкий спектр знаний, в зависимости от того, кто это сказал. Она подумала, не концертный ли он пианист или кто-то в этом роде и «немного» сказал из скромности. Или, может быть, он с трудом выстукивал «Сердце и душу», но делал это всякий раз, когда в комнате оказывалось пианино, – к огорчению всех остальных присутствующих. Может быть, именно это он имел в виду, говоря «немного».

Она надеялась, что нет.

– Немного? – Ей вдруг показалось важным это знать.

– Я играю в домах престарелых, – тихо ответил он.

– Что?

– Моя бабушка живет в таком доме неподалеку от меня, на одной улице, и я хожу и играю для нее и ее друзей. И думаю, – тут он то ли усмехнулся, то ли фыркнул, она не могла определить по телефону, – что об этом стало известно, потому что мне позвонили из другого дома, а затем из еще одного. Так что теперь у меня целый круг таких домов.

Валенсия почувствовала, как вспыхнуло лицо, и в первый момент не поняла почему. Потом до нее дошло, и ей сделалось жутко неловко. Она никогда не смогла бы признаться этому человеку, что ее собственная бабушка лежит на смертном одре, а она не пришла попрощаться. Ей даже пришлось откашляться, чтобы избавиться от этой мысли.

– Уверена, им нравится, – пробормотала она. – Я бы точно не возражала, если бы кто-нибудь пришел и сыграл для меня на пианино.

– Может быть, когда-нибудь. – Имел ли Джеймс в виду, что когда-нибудь он сыграет для нее на пианино или когда-нибудь она станет дряхлой старушкой в доме престарелых и другой молодой человек придет поиграть для нее. Она решила, что, если бы он попытался намекнуть на планы на будущее и, следовательно, на то, что у них есть какое-то будущее, в котором указанные планы могут быть реализованы, просьба уточнить была бы неуместной. Далее она решила, что было бы неплохо просто предположить, что он имел в виду то, на что она надеялась, и оставить все как есть.

Глава 18

Через два дня мистер Валентайн отвез меня в аэропорт. Мне нужно было вернуться к реальной жизни, хотела я того или нет, хотя в какой-то момент у меня и мелькнула мысль, а не исчезнуть ли из нее совсем. Остаться там.

Он сказал, что приедет навестить меня.

Следующие несколько месяцев мы разговаривали по телефону и отправляли письма и открытки. На моем рабочем месте только что появился интернет, и я приобрела свой собственный адрес электронной почты, на который он отправлял короткие заметки со своего рабочего компьютера: спрашивал, как прошел мой день, рассказывал забавные истории из своей жизни. Но каким бы приятным ни было это общение, больше всего мне нравились письма. Мне нравилось держать в руках то, что он держал в руках всего несколько дней назад, даже если в промежутке письма касался почтальон.

Однажды я пришла на работу и обнаружила, что мой электронный почтовый ящик пуст. Я тут же отправила письмо, но ответа не получила. Обеспокоившись, я через несколько часов написала еще раз. По-прежнему ничего. В конце рабочего дня я отправила третье.