Валентин Фалин – уникальная фигура советской дипломатии

Худшая политика есть политика колебаний, вещал рейхсканцлер О. Бисмарк. В войне она наказуема. Гитлер взялся показать демократам, что те поспешно списали его в дебет, что даже на излете он кое-что значит и что лучшего подручного в попытке притушить наступательный порыв России, чем нацистская Германия, не найти. «Наивно надеяться на успех переговоров в момент тяжелых военных поражений, – заявил Гитлер генералу Мантейфелю. – Западные державы будут более склонны к миру по соглашению, если удастся нанести им военное поражение». Преимущественно политическое назначение Арденнской операции выделял 3 ноября 1944 года генерал Йодль на совещании командующих соединениями Западного фронта: «Планы союзников будут расстроены на длительный срок, и противнику придется произвести принципиальный пересмотр своей политики».

Арденнский кулак создавался за счет флангов Западного фронта. Гитлеру нужна была видимость захвата инициативы и достижения запаса прочности в обороне. Схема мышления нацистской верхушки не отличалась особой изощренностью. Она со злорадством поджидала, не даст ли Москва американцам и британцам прочувствовать на себе изнанку коварства. Раз те не таили намерения любыми средствами задержать советские войска поодаль от Берлина, Вены, Праги, Будапешта, то почему, спрашивается, это не должно было когда-нибудь аукнуться? Стрясись нечто сходное, особенно в конце 1944 – начале 1945 года на Восточном фронте, Лондон и Вашингтон не заспешили бы на выручку СССР.

История XX века изобилует парадоксами. Немцы уже прогревали моторы своих танков и трофейных джипов, чтобы ринуться через «непроходимые» Арденны, а Черчилль, выступая 15 декабря 1944 года в палате общин, раскрыл планы ликвидации Восточной Пруссии. Противника шантажировали: чем дольше Германия будет медлить с капитуляцией на Западе, тем суровее станет для нее расплата на Востоке. Любопытно, каким было пробуждение премьера 16 декабря. В пять утра этого дня три немецкие армии принялись подводить мину под «противоестественную» коалицию врагов рейха. Гитлер напутствовал Скорцени и его сподвижников словами: «Если мы сможем теперь нанести несколько мощных ударов, то этот искусственно-хвастливый общий фронт может в любой момент развалиться с гигантским грохотом».

Опустим детали военной составной Арденнско-Эльзасской операции. Расчет немцев на внезапность оправдался. Штаб Эйзенхауэра и разведка терялись в догадках как по поводу оперативного замысла, так и ударной силы противника, скрытно собранной в районе, более пригодном, на взгляд американцев и англичан, для не омраченного сюрпризами отдыха. В телеграмме союзному комитету начальников штабов (21 декабря) Эйзенхауэр нагнетал впечатление, будто вместо роспуска фронта на Западе распадается советский фронт. «Немецкие дивизии, сформированные или переформированные на востоке Германии, перебрасываются на Западный фронт, – доносил генерал. – Прибытие этих дивизий, естественно, влияет на ход событий в моем районе, и, если эта тенденция сохранится, она окажет воздействие на решения, которые я должен принимать в отношении будущей стратегии на Западе. Поэтому я считаю необходимым, чтобы мы возможно скорее получили от русских какие-либо данные об их стратегических и тактических намерениях».

24 декабря Рузвельт и Черчилль обратились к Сталину с посланием: «…Совершенно очевидно, что Эйзенхауэр не может решить своей задачи, не зная, каковы Ваши планы. Нам, безусловно, весьма важно знать основные наметки и сроки Ваших операций. Наша уверенность в наступлениях, которые должны быть предприняты русской армией, такова, что мы никогда не задавали вам ни одного вопроса раньше, и мы убеждены теперь, что ответ будет успокоительным.» Президент просил принять офицера из штаба Эйзенхауэра для налаживания взаимодействия между Западным и Восточным фронтами.

Казалось, у американцев и англичан забрезжил вкус к братству по оружию, что они готовы извиниться за небрежение, проявлявшееся на протяжении трех лет войны прямым союзническим долгом. Только вот командированного в Москву представителя – британского маршала Теддера снабдили на дорогу инструкцией слушать и. от предметного согласования действий союзных и советских войск уклоняться.

В первых числах января 1945 года панический настрой в лагере союзников сгустился. Эйзенхауэр вместе с Монтгомери и де Голлем настойчиво призвали Черчилля повторно обратиться лично к Сталину за помощью. В послании в Москву премьер 6 января подчеркивал: «На Западе идут очень тяжелые бои, и в любое время от Верховного командования могут потребоваться большие решения… Генералу Эйзенхауэру очень желательно и необходимо знать в общих чертах, что вы предполагаете делать, так как это, конечно, отразится на всех его и наших важнейших решениях. Я буду благодарен, если вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте с течение января или в любые другие моменты, о которых вы, возможно, пожелаете упомянуть. Я считаю дело срочным».