Но кое-что проясняют и уже раскрытые скобки по операции «Немыслимое». В частности, становится понятней подтекст послания Черчилля от 27—28 апреля 1945 года Сталину и Трумэну: «Теперь видно, что не будет никакого подписанного документа о капитуляции». Ссылка на крах режима – это для проформы. Затевалась капитальная перетасовка врагов и друзей.
Преемник Гитлера адмирал Дёниц обнажил происходившее тогда по-военному лаконично: содействие оккупации Германии западными войсками, налаживание сотрудничества с США и Великобританией при продолжении военных действий против Красной армии, передача сбереженных от разгрома соединений вермахта в распоряжение англо-американского командования.
Под общий замысел – перетянуть то, что оставалось от рейха, в западные арсеналы была подогнана инсценировка капитуляции немцев в Реймсе, скрепленная подписями Йодля и Фридебурга в 2 часа 11 минут 7 мая 1945 года. За Главное командование союзных экспедиционных сил в Европе бумагу, наспех составленную тремя офицерами из штаба Эйзенхауэра, подписал Беделл Смит. Он же, Смит, якобы запамятовавший о существовании текста безоговорочной капитуляции, что утвердили главы трех держав в Крыму, сверял «упрощенную редакцию» акта капитуляции с Черчиллем. Совместная победа над врагом не должна была стать общей победой. Реймс, в представлении британского премьера, замещал Ялту и открывал шлюзы «Немыслимому».
Рузвельт умер 12 апреля 1945 года. С его уходом завершалась целая эпоха не только американской, но и мировой политики. Не случайно кончина Рузвельта вызвала ликование в нацистском стане. Она возрадовала также Черчилля, который оставил мысль о размежевании с Вашингтоном, будто бы излишне сентиментальным по отношению к Советской России. При новичке Г. Трумэне британский премьер видел себя флагманом среди новоявленных претендентов на мировую гегемонию.
По настоянию советской стороны реймская сепаратная процедура была квалифицирована как «предварительная». И 8 мая 1945 года состоялось повторное подписание Акта о военной капитуляции Германии. На сей раз подпись от имени Верховного командования Германии поставил В. Кейтель. Занавес величайшей трагедии в Европе опустился там, где за 5 лет 8 месяцев и 8 дней до этого он был поднят.
Высадка союзников в Нормандии должна была и могла укоротить жало войны. Миллионы людей в Европе остались бы живы, целые города неиспепеленными, не займись политики из Лондона и Вашингтона девальвацией непреходящей ценности опыта антигитлеровской коалиции. Союзнические солдаты честно выполняли свой долг. Их вклад в разгром нацизма не умаляют ни эскапады Черчилля, ни чересполосица в поведении Рузвельта или выхолащивание заветов великого президента его преемником Трумэном. Признательности, непреходящей и искренней, заслуживают все, кто поддержал советский народ в смертельной схватке с Третьим рейхом своей солидарностью, в чем бы она себя ни запечатлела.
Нашей особой благодарности заслуживают партизаны Югославии, силы сопротивления Франции, Греции, Италии – в совокупности почти миллионная армия антифашистов. Они тоже являлись неотрывной частью антигитлеровской коалиции и вместе с нами ковали общую, одну на всех победу в Европе.
Операция «Немыслимое» должна была с ходу перевести Вторую мировую в третью мировую войну. Ее цель обозначалась предельно ясно: нанесение тотального поражения Советскому Союзу и подчинение нашей страны диктату Лондона и Вашингтона. Замысел Черчилля сорвался. Намеченных для агрессии сил недоставало для решения ставившихся задач. А Соединенным Штатам требовалось время, чтобы переиначить расщепление физиками атомного ядра в политику очередного передела мира.
Итак, худшего не случилось. Вселенский пожар «ярче тысячи солнц» не испепелил планету, хотя не единожды Землю отделяли от края бездонной пропасти минуты и метры. Но если к концу XX века реализовались, пусть с поправками, в другой редакции русофобские сценарии, восходившие к Версальской конференции, к операции «Барбаросса», к доктринам типа «Дропшот», то объяснение происшедшему следует выводить не только из коварства наших бывших союзников, но в первую очередь из просчетов и деградации политического руководства Советского Союза. Правда, вся правда и только правда способна помочь нам истинно осознать опыт постигшего Русь бедствия. Но «для того, чтобы научиться говорить правду людям, – назидал Л. Толстой, – надо научиться говорить ее самому себе».
К 50-летию установления дипотношений с ФРГ
Воспоминания всегда субъективны. Политические – тем паче. Иными они вряд ли и могут быть. Явления и события, совершающиеся вокруг нас, каждый воспринимает сквозь свою призму видения, сортирует по ему одному присущим критериям, сопоставляя с собственным жизненным опытом, в котором не случалось добра без худа и худа без добра.