Валентин Фалин – уникальная фигура советской дипломатии

Не везло стране. С 1976 года Брежнев фактически утратил дееспособность. Не мучьте человека, сделайте его почетным председателем партии, отдавая должное его прежним заслугам. Так нет. К заседаниям политбюро врачи специально готовили генсека, чтобы он мог высидеть три четверти часа, за которые следовало пропустить 20 или 30 вопросов. Сарказм был в ходу – страной правит «банда четырех»: Суслов, Андропов, Громыко, Устинов. Они решали, а когда Брежнева «приводили в норму», ему подсовывали на подпись заранее заготовленные бумаги. Худо, когда из-за болезни лидера становится больной целая страна.

С. Я. Валентин Михайлович, я внимательно вас слушал, проецировал на свою жизнь в те же годы. Правда, я был моложе и вращался в других сферах и более демократичной среде. Но ваши слова о системе подтверждаю полностью. Конечно, мои чиновники были пониже, и решал я вопросы не столь высокого порядка. Но все же область искусства, охраны памятников была важна. И все то же самое. Вот говорят об определенных национальностях… У меня свое отношение к богоизбранному народу, оно сочетается с книжкой А.И. Солженицына «200 лет вместе». Это серьезное исследование, недаром оно вызвало столь ожесточенную реакцию со стороны Е. Яковлева и его «Общей газеты», где даже был такой материал, где Солженицыну привели в пример Лескова. Будто бы он был более толерантен, хотя это не так. Мне мешали именно русские чиновники. Я работал в Реставрационном центре Министерства культуры РФ. Министр культуры Мелентьев и зампред правительства В.И. Кочемасов. Они считали меня партизаном, архаровцем и все мои предложения отвергали, хотя ни одна из моих задумок не была против них лично. Наверное, им казалось, как это, какой-то шпаненок, который бывает и в Доме кино, может и выпить. Но дела-то я им предлагал одно интереснее другого. А больше всего, что бесило их, – я находил обходной маневр и делал выставки, книги выходили. Благодаря тому, что в системе помимо них были люди, которые верили в свой партбилет, в отличие от Марка Захарова, который его публично сжег. А по словам моего друга В. Максимова, если скажут – Марк тут же билет восстановит. Как мешала политика этих твердолобых!

Сейчас мы это расхлебываем, потому что теперь пришли те, кто еще и на деньгах замешан. Они верные ученики тех, кто мешал нам когда-то. Только хитрее, хотя в рыночной экономике понимают как свинья в апельсинах, для них она – это откат и хапнуть.

Я слушаю вас о Громыко, о его работоспособности. Но эти-то еще и малограмотны! Вот было создано ВООПИК. К этому времени я уже столько памятников поставил на охрану! Но меня считали вольнодумцем, где-то евреям подпевал якобы, общался с В. Гафтом, Д. Краснопевцевым, М. Шварцем… И меня не приняли даже в рядовые члены этого общества. Но были же и другие. Был в этом обществе академик И.В. Соколов-Петрянов. И он после или до заседания президиума заходил в мою мастерскую по соседству и говорил: «Савва Васильевич, начертайте план. Что я должен буду озвучить?» А отсвечивались там Глазунов, Севастьянов. И поэтому я вас очень понимаю, почему мы сейчас это хлебаем такой большой ложкой.

B. Ф. Добавлю только одно: у меня был такой разговор с Косыгиным и Брежневым. Я говорю: «Создаем новейшие технологии, а давайте оглянемся, что осталось от прежних эпох в памяти людей? Победа Александра Македонского, но главным образом античные памятники, великолепные средневековые постройки, живописные шедевры. Сколько мы театров построили после революции? В Москве – Зал Чайковского и еще где-то маленький театрик». Тогда еще не было нового МХАТа.

C. Я. А Любимову, который недавно заявил, что прошел всю советскую Голгофу, ему Гришин единственному построил театр.

В. Ф. Мы построили еще Театр Советской армии, который так и не был достроен, деньги уходили, как в дыру. И все! Так вот, если мы не будет думать категориями вечности, извлекать уроки, которые она преподает, то потомки добром нас не помянут.

Беседа 3

Еще несколько штрихов к портрету Н.С. Хрущева

В июне 1963 года меня вызвали в Кремль: есть срочное поручение. Олегу Трояновскому и мне предстояло написать объяснение Хрущева членам политбюро, как и почему советские ракеты оказались на Кубе. Напомню, что Карибский кризис отгремел в октябре 1962 года. Таким образом, прошло несколько месяцев, прежде чем Хрущев счел необходимым посвятить своих коллег по политбюро в подноготную лихого «броска через Атлантику».

Записка отразила немало дельных аргументов, ибо советская сторона реагировала на вызовы Вашингтона, который придвинул свое ядерное оружие вплотную к нашим рубежам. Однако основной упор заказчик делал на обосновании и оправдании случившегося, когда в итоге сложилась почти катастрофическая ситуация и судьба СССР и США, всего рода человеческого без преувеличения висела на волоске, а счет «быть или не быть» велся буквально на минуты.