Валерий Гаврилин

Но слова словами, а на деле всё обстояло несколько иначе. В 1960-м заведующий кафедрой В. В. Волошин предложил Гаврилину взять до конца года творческий отпуск, а потом опять явиться на второй курс. Гаврилина такое предложение отнюдь не привлекало: он признавался Наталии Евгеньевне, что по своему творческому состоянию необходимости в отпуске не чувствует. «Сомнений по этому поводу было немало, — пишет Гаврилина, — если не брать отпуск — а вдруг снимут со стипендии? «А так я мог бы взять ещё одну работу на 500 рублей + старая 500 + стипендия». Валерий мечтал: «Вот когда будут у нас деньги, мы подвесим к люстре корзину с деньгами. И кому нужны будут деньги, придёт к нам и возьмёт из корзины». Но такого состояния мы не достигли, и корзина под люстрой не появилась» [21, 49].

Гаврилин продолжал усиленно работать, то есть сочинять во что бы то ни стало. Жене в роддом он пишет: «Был у Евлахова. Квартет пока не двигал, а написал две песни о Ленине для хора с солистами и одну детскую. Детскую будут печатать в сборнике детских песен (а может, и не одну — Евлахов говорил с Агафонниковым[58]), а Агафонников сказал, что нужно обязательно мне сходить на радио, где у меня их с радостью купят. Но за высокими разговорами я совершенно забыл спросить, к кому и куда надо обращаться по этому поводу. В понедельник у меня обсуждение ленинской песни» [21, 49–50].

Песни Евлахову он показал, и тот хорошо о них отозвался. «А в 17 часов должно быть обсуждение. Вот тут-то я и провалился. Не знаю, почему — играл я нормально, — но вещи были приняты с холодной усмешкой, без единого слова. Я ужасно расстроился, ушёл с середины, пошёл домой пешком и по дороге оправился наполовину, слава Богу, главное — не пропала охота работать, вернее, я не дал ей пропасть. Это уже хорошо. А насчёт рабочего состояния — у меня оно сейчас всё время рабочее. Буду писать. К четвергу должен кончить I часть [речь идёт о Квартете № 2. — К. С.]. Второе. Чуть не сняли со стипендии из-за физкультуры» [21, 50].

Вскоре после этого Орест Александрович сломал позвоночник и слёг в больницу в тяжелейшем состоянии. Гаврилину предстояло заниматься самому. Он сочинял по семь часов подряд, причём по большей части в голове — на бумагу переносил только после того, как идея окончательно выкристаллизуется. Но и черновики переписывал по пять-шесть раз. Кстати, подобный метод работы будет актуален и в зрелый период творчества: не записывать, вынашивать в себе всё до мельчайших деталей, сберегать где-то в сокровенных тайниках души — а потом явить миру такое сочинение, за которое автору не будет стыдно. Отсюда и длительные сроки работы, отсюда и большинство проблем в консерватории.

Вернувшись из больницы, Наталия Евгеньевна помогала супругу расписывать квартет по партиям. Параллельно с этим он многое переделывал, переживал за каждую ноту, за каждый штрих. Кроме того, продолжалась совместная работа по обустройству дома: Гаврилины ждали появления нового человека. Будущий отец был убежден: «У нас обязательно будет мальчик!» [21, 52]. И действительно — родился сын. Произошло это 4 мая 1960 года. Ещё раньше Гаврилин написал своей маме письмо, в котором попросил её приехать — помочь нянчиться с ребёнком. «Клавдия Михайловна приехала к нам за несколько дней до моих родов, — вспоминает Н. Е. Гаврилина, — и два года помогала нам растить Андрея, за что ей низкий поклон и вечная память. С рождением малыша в Валерии появилось такое чувство ответственности, что мы диву давались! Он так рьяно следил за тем, чтобы неукоснительно соблюдался режим, чтобы пелёнки не только кипятились, но обязательно и гладились, чтобы всё было стерильно, чтобы у нас всегда были чистые руки. Ну и попадало же нам, если что-то было не так! Не забуду, как он был взбешён, увидев в рожке для питания остаток мочалки. Пощады не было никому — ни мне, ни маме. И долго ещё после этого, когда он шёл в детскую кухню за питанием для Андрея, он перемывал все рожки, не доверяя нам» [21, 52].

Через две недели после рождения у ребёнка обнаружили токсическую диспепсию: он был при смерти. Чудом жизнь сына была спасена, но заболевание повлияло на его нервную систему. Он очень плохо спал, засыпал только на руках и в полной темноте.

Женской половине семейства не удавалось достичь результатов в укладывании младшего Гаврилина, с задачей справлялся только Валерий Александрович. Потом, когда Андрей чуть подрос, Гаврилин часто брал его на руки и садился с ним за рояль. Наталия Евгеньевна писала своей маме в Опочку: «Сейчас сидит у отца на руках и слушает «Лунную сонату» [21, 55].