Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

Присев возле Лолиты в баре, Валера разговорился с ней. Она не была погружена в проблемы и волнения, как Неля. Она не знала и не могла подумать о том, что он неудачник. Она не обращалась с ним, как с больным, и в каждом разговоре, как в поединке, Валера хотел заполучить ее, снова превращаясь в легкого, неистового романтика.

Оставив Анжелику у друзей, Ободзинский отдался приятным потокам обычных радостей жизни. Смотрел с Лолой фильмы, гулял по городу, который принадлежал им и связывал.

Он не помнил, о чем они говорили. Он смотрел на нее.

– Все мы имеем право на счастье! – говорила так упрямо и убежденно, что он не мог не поверить.

Валера хотел обнять ее, она резко остановила. Взгляд цепких устремленных на него темных глаз проникал вглубь, заставляя сильнее дышать. Девчонка не подпускала. Она играла с ним, разжигала страсть, и Ободзинский упивался темными мягкими волосами, поглядывая на обнаженное плечо, прикрытое лямкой платья.

Незаметно спускалась звездная ночь, покрывая слабые, умирающие лучи заката. Валера провожал ее домой, когда прогремела гроза. Дождь заводнил город. Лолита остановилась у огромной лужи и с вызовом подняла играючи бровь:

– И что я должна, по-твоему, делать?

Как юный мальчишка певец вдохновенно схватил ее на руки, спасая стройные ножки в элегантных туфлях от грязи и луж.

Чувства захлестнули. Лолита… Любая женщина блекла рядом с ней.

И мелькнуло: «Вот оно. Мое начало, мой чистый лист».

Но время поставило точку. Пришла пора возвращаться в Москву. Под купол вечной серости и тьмы, где Неля без сна коротала время за стиркой пеленок и распашонок. Где при свете луны она кормила и укачивала их дочь.

На все вопросы жены старался уйти от прямых ответов. Заметив его холодность, Неля отстранилась.

«Тем лучше», – с облегчением решил Валера и перетащил вещи в детскую комнату. Он ездил на гастроли, а потом закрывался у себя, словно в крепости, в которой мог спокойно дышать и писать письма новой возлюбленной, вспоминая ее всю. От аккуратного овала нежного лица, острого аристократического носика, изящно изогнутых бровей до смуглых, обласканных жаркими лучами солнца лодыжек.

Будто постоялец, у которого скопился огромный долг перед хозяйкой квартиры, Валера старался лишний раз не высовываться, скрываясь от Нели. Опасаясь, что она догадается о его романе, вырвал из записной книжки все листки с номерами телефонов. Но спустя несколько месяцев она узнала. Завывал свирепый февраль. В окна даже через щели, тщательно заткнутые Нелей ватой, пробирался злой ветер, поражая тепло.

Неля смотрела из окна, как в школе напротив дети катались на коньках, когда позвонила жена одного известного артиста:

– Долго думала, говорить ли. Но раз все друзья твои молчат… Валера спутался. С дочкой капитана.

– Что ты врешь! Что значит спутался? – испуганно ахнула в ответ.

– Нель… Валера в Одессе летом чего делал, думаешь? Лола каждый вечер приходила, звала его. Раскрой глаза. Все давно знают, кроме тебя одной.

Вечером появился Леня Зайцев. Дрожа все сильнее, Неля приблизилась. Пеленой застилались глаза. Размывались предметы:

– У Валеры кто-то есть?

В растерянности Зайцев заморгал.

– С кем он встречается? Не смей врать мне, Леня!

Зайцев вздохнул.

– Да? – Неля обомлела. – Я все отдала. Я же его люблю. Под-лец он после этого!

Леня попятился, скрылся за дверью. Из кухни выбежала Зоя Кирилловна, но дочь не реагировала. Она безумно озиралась по сторонам, что-то искала.

– Неля, – Зоя Кирилловна тронула дочь за руку. Та увернулась.

– Нель, он придет. Мужчины…

– Больше ничего нет.

Неля раскрыла балкон вдохнуть воздух. Вьюга ворвалась в комнату, вскинув красные шторы. Шум зимнего холода резко оглушил.

Тем временем Валера узнал от Зайцева о случившемся и поспешил домой. Поднялся на этаж и, подойдя к двери, несмело застыл у звонка. Какое-то придавливающее, гадкое чувство размягчило колени, опустило руки. Решил не звонить. С осторожностью открыл дверь ключом. Большая комната оказалась пуста, тиха. Услышав звук посуды из кухни, насторожился. Простояв минуты три, выдохнул и зашел. Неля не обернулась. С втянутыми плечами, крепко сжав в руке тряпку, она оттирала плиту, на которой давно не было ни пятнышка. Он видел ее сжатые скулы, ловил частое, прерывистое, поверхностное дыхание.

– Ты… хочешь, чтоб я уш…

– Уматывай, – равнодушно и резко оборвала, словно отвесила пощечину.

С минуту помолчав, Валера вышел из кухни. Темный коридор неприветливо забрал его в свою тень. У раскрытой двери спальни услышал кряхтенье. На голубом покрывале лежала его малышка и разглядывала потолок. Он опустился на колени рядом с кроватью. Прижал к щекам миниатюрные пяточки. Доченька пахла топленым молоком вперемешку с детским мылом. Валера прикрыл глаза.

– Я ведь уйду навсегда, – негромко произнес он, когда спустя несколько минут остановился в ярком дверном проеме кухни.

Неля усмирила ледяным взглядом, в котором – разочарование и сдержанная боль, предвещающая смерть.