Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

Услышав о сыне, Ободзинский спорить не стал. Но по возвращении в Москву сорвался. Коллектив распустили.

Новую квартиру Валера с Лолой приобрели в Строгино. Певец выплачивал ежемесячно алименты. Иногда заходил в квартиру и гладил по макушке младшую:

– Папа любит тебя… – повторял скорее сам для себя. Чтоб стало немного легче. Затем забирал одиннадцатилетнюю Анжелику в Строгино.

Порывистый ветер кружил над высотками, срывал осенние листья, которые, растерянно удивляясь, плыли и плыли в чистом воздухе, приземляясь в непросохшие лужицы.

Усаживаясь на пол в комнате, Анжелика с удовольствием возилась с черным пудельком Лолы.

– Иди я тебе что дам, – Лолита подзывала ребенка к себе и одаривала разными кофточками, туфельками. Девчушка прыгала от радости, Валера сердито осекал:

– Анжелика… В гостях нужно вести себя прилично. Не надо шуметь. Надо просто сказать спасибо.

Но, провожая дочь домой, примиряюще обнимал:

– Лола хорошая, она тебе понравится. Вырастешь, такой же будь. Не подпускай мужиков, держи их на расстоянии.

Его восхищал в Лолите изысканный вкус, ее уверенность, и он снова готов был творить невозможное. Нужны права для автомобиля? Сейчас достану! Жениться? Один день – и готово. Только расписались с Лолой тихо, без пиршеств.

Когда Валера поехал на гастроли в Астрахань, новая жена улетела в Одессу. Они разругались с ней по телефону, и, устроившись в трехкомнатном люксе на берегу реки, Валера бесцельно бродил по комнатам. Отодвигая занавески, разглядывал из окна рыбаков, пригвожденных к месту. Круглое тусклое солнце раскидывало холодные лучи на водную гладь и безысходно катилось за воду. А Неля покладистая была. Не прогоняла, когда напивался и не звонил. Таскалась по диспансерам.

Открыв буфет, Валера налил коньяк и выпил. Потом выпил еще. Никакого облегчения. Добавив таблетки, размякший, пошел на сцену. И хоть голос звучал уверенно, песни выходили пустыми. Дали занавес. Очухался к ночи.

– Ты понимаешь, что в зале кэгэбэшники сидели? Они отправили петицию в Москву! – увидел над собой возмущенное лицо Зайцева и обрадовался. Хоть одна живая душа. – Что опять тебе не ладно, Валера?

– С Лолой повздорили…

– Да мало ли с кем ты повздорил. Это не повод срывать концерты! Прости, но у меня билет на Москву. Я уезжаю, – сухо бросил администратор и, распрощавшись с певцом, ушел паковать вещи.

Наутро позвонила Лолита:

– Леня. Одного его не бросай. Довези до Одессы. Слышишь меня?

Леня отчаянно сплюнул на пол, сел на кровать и порвал билет.

– Поедем в Одессу, – сдался администратор, но добавил, не терпя возражений: – Учти, никаких гулянок.

В аэропорту билет Зайцеву купить не удалось. Он побежал к стюардессе:

– Девушка, милая, я с Ободзинским еду. Его нельзя одного оставить. Вы понимаете, – и администратор принялся упрашивать стюардессу принять его на борт безбилетным.

– Валерий Ободзинский… такой голос! – понятливо кивнула стюардесса и провела Зайцева в самолет. Наконец, усевшись на откидное кресло, Леня протяжно вздохнул.

– Лень, – вдруг тронул Валера за плечо. – Я умру сейчас. Колотит. Возьми пива.

– А я как тебя до Одессы, на своем горбу потащу? Нам еще пересадки в Донецке и в Харькове делать.

Когда приземлялись в Донецке, Валера затряс Леню с новой силой:

– Завод! Меня ж здесь все знают. Оставь меня тут. Не поеду в Одессу!

– Не оставлю.

– Хочешь, чтоб я умер?

– Хорошо. Бутылку пива возьму. Но для начала банку сметаны. Ты вообще не ешь ничего.

– Не буду.

– Не будет сметаны – не будет пива! – неумолимо заключил администратор и противно поджал губы.

Пришлось давиться сметаной и ехать в Одессу.

– Кладите его срочно на капельницу, – верещал Зайцев, когда подошли к белой «Волге», на которой приехала жена и теща.

– Не надо меня класть. Сам отойду.

– Он сейчас байки заливать будет. Класть на капельницу – и все!

Валера с тоской выжидал, когда Зайцев закончит обличающую тираду и наконец уберется подальше.

Но месяц спустя набирал ему:

– Завод! Собирай коллектив. Давай работать.

Леня организовал тур на семьдесят концертов. Казань, Куйбышев, Саратов.

В Ульяновске в зале мемориала Ленина, Леня, превозмогая унижение и страх, плелся за Валерой по пятам, как прицепленный надзиратель. Казалось, вот-вот певец развернется и съездит ему по морде. Но опозориться в зале Ленина еще страшнее. От одной мысли дрожали поджилки. Леня просыпался по ночам в беспокойстве: еще семь концертов продержаться. И кто из них больше безумен: он или Ободзинский?

– Валера, это серьезное заведение!

– Оставь в покое!

– Валера! Видал, какая акустика, какое освещение? Тут камеры даже в туалетах стоят!

Певец ушел в зал. Наконец Леня выдохнул. Не будет же Валера выпивать прямо на сцене.

Изможденный администратор прошел в гримерку и рухнул на стул. Он прикрыл глаза, увязая в глубоком сне, как в дверях показались два охранника.

– Вы знаете, что он пьяный? – голос одного из них прозвучал угрожающе.

Леня обмер, задрожал:

– Не может быть! – затряс головой, сбрасывая оцепенение.