Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

– Уйди лучше. Я останусь, – твердо буркнула мама, взяла новорожденную и пошла за доктором в соседний кабинет. Неля, сжимая руки в кулаки, носилась по коридору и молилась всем богам. Услышав истошный вопль малышки, заткнув уши, выскочила на улицу. А потом обнимала, прижимала к сердцу трясущуюся мелкой дрожью крошку и утирала слезы.

Летом начался бракоразводный процесс.

– Нелечка, ты скажи на суде, что ты его не любишь и хочешь развод. Иначе ж вас не разведут, ты понимаешь? Двое детей все-таки. И вторая еще совсем малая, – отрабатывая гонорар, адвокат мужа старалась быть ласковой и милой. Неля, усмехаясь, кивала, не находя в себе прежней наивности.

В день развода она надела элегантное темно-синее платье и, гордо идя по переулку с адвокатом, то и дело шутила. Валера шел позади, сдерживая раздражение. Ее хохот казался вызывающим. И певец, как мог, старался изобразить безразличие к подобным садистским забавам.

На вопрос судьи, согласна ли жена на развод, Неля встала, делая вид, что не понимает. Валера поднял глаза на жену.

– Я? – И во всеуслышание заявила: – Я его никогда не любила!

– Что, просто так жили?

– Да, – равнодушно, высокомерно, даже зло вскинула голову.

Валера задохнулся от негодования:

– Хах, слышь че сказала? – с гонором и злостью бросил Лене, когда вышли на улицу из зала суда. – Она меня никогда не любила, оказывается!

Леня показал глазами молчать. Неля стояла позади. Валера быстро подошел к ней:

– Мне нужно вещи кое-какие забрать.

– Забирай, – безразлично пожала плечами и развернулась к дому.

Он поднялся с ней на этаж:

– Я в свои годы не могу начинать с нуля. Надо квартиру купить. Потому книги я заберу. А эту квартиру тебе…

– Эту? – изумилась Неля. – Так мы ее не купили! Мы за нее бешеные деньги должны!

Она скрылась в кухне. Сдерживая злость, Валера спешно бросал в чемоданы книги и отправлял с водителем, который, разгружая антиквариат, возвращался за новой партией.

Наконец перевозка окончилась. Певец выдохнул и заметил на нижней полке томик Дюма про графа де Монте Кристо. Грустно усмехнувшись, открыл книгу, листая страницы. И, погладив обложку, забрал с собой.

Анжела съежилась в кресле, одними глазами наблюдая за отцом. Малая – в ползунках, с перебинтованным глазом, ползала по коридору, весело балаболя.

– Я пошел, – чуть опустив глаза, проговорил Валера и с горечью посмотрел на Нелю: уже не жена.

Сжимая губы и кивая, она задумчиво заглянула ему в глаза. Выдавила улыбку:

– Будь здоров.

Валера схватил чемодан и едва ли не побежал на выход.

Едва хлопнула дверь, Неля бросилась на кровать, схватила подушку, вгрызлась в материю и не в силах больше молчать, завыла. Но не могла перекричать ту звенящую безысходность, что свистела в груди, в голове, во всем мире.

Торопливо достала тряпичный мешок с его письмами и вывалила их на пол. Прикоснулась. Осязаемые живые письма, где он любил ее.

Она принесла большую вазу, спички. И по одному предавала огню послания из прошлого. Мучаясь, глядела, как горят его слова для нее. Горят мечты, надежды.

– Любимая, целую тебя всю. Пяточки, ножки, коленки… – выхватывала строки из горящего пламени и, утирая глаза, быстро читала, чтобы успеть, пока тлеет бумага. Чтоб увидеть и услышать в последний раз: Нелюшенька, я так счастлив.

Обхватив лицо руками, рыдала снова. Огонь перекинулся на торшер возле кроватки. Лерочка с улыбкой глазела на красивое зарево в спальне. Задымило. Зоя Кирилловна ворвалась в комнату, вытянув из шкафа плед, накрыла огонь. Пламя погасло, оставив после себя въедливый запах гари.

Глава XXXVII. Второй брак 1979–1983

Валера быстро шагал к машине, оставляя позади семью, мечты, слезы, радость. Он словно спасался из полыхающего здания, где все сыпалось и ломалось.

Усевшись в «Жигули», уткнулся лбом в ладонь. Все правильно сделал. Она больше не любит его.

Но родители новый брак не одобрили:

– Зачем с Вовой связався? – ругал отец, когда Валера заехал к ним.

– Каким еще Вовой?

– Не с Вовой, а с Вовкой!

– Так, все. Это мое дело и моя жена! – вспомнив о польском акценте отца, вскинулся Ободзинский, сообразив, что тот имеет в виду Лолиту.

– Семью разрушил, – возмущенно загибала пальцы мама. – Себе жизнь испортил. Мне. Неле. А про детей ты своих подумал?

– Не лезьте вы в мою жизнь! Это мои дети! – подскочил Валера со стула и стремительно пошел по длинному коридору коммуналки. Хлопнул дверью.

Дав десять концертов в Лужниках, которые прошли при полном аншлаге, певец оформил Лолу костюмершей.

На Дальний Восток летели с Юрой Щегловым, Толей Миончинским, Олегом Ухналевым, Леней Плавинским и Володей Котовым.

Лола была рядом, но ощущение какой-то неясной тревожности сдавливало горло. Каждую секунду хотелось напиться. В самом разгаре тура клавишник Толя начал безудержно прикладываться к алкоголю. Валера не выдержал:

– Если я запью, так все сразу домой поедем, – пригрозил он, как бы между прочим Зайцеву.

Леня взмолился к Миончинскому:

– Толя, потерпи, милый! Сорвать концерты, упаси господи! У меня столько человек в коллективе!

– Не могу, Лень… Сынишка умер. Душа болит.